Грег Гифьюн - Сезон крови

Запись щелкнула, голос Бернарда стих.

Дональд медленно опустился на диван, как сдувшийся шарик. Рик стоял, упираясь ладонями в подоконник, по-прежнему глядя на падающий снег.

– Выключи запись, – негромко сказал Дональд. – Ты не обязан это выслушивать, Алан.

Но ни я, ни остальные не сдвинулись с места. Еще один щелчок объявил о продолжении монолога. Я уселся поглубже в кресле, чувствуя, как все у меня внутри сжимается, а на ладонях выступает пот.

– Алан, – произнес Бернард с нежностью, – ты же не думал, что я забыл о тебе? Как бы я мог, ведь мы с тобой подружились первыми, помнишь? Ты помнишь, помнишь тот день, когда мы в первый раз встретились? Я помню. Нам было по семь лет, и до Хеллоуина оставалось несколько дней. Мы с матерью только переехали в новый район и никого не знали. Я играл на газоне перед домом в своем новом костюме, я был тигром, помнишь? Отличный был костюм, с лапами и всем остальным. Я играл, а ты ехал мимо на велосипеде. Ты остановился и сказал: «Привет», – и я удивился тому, что ты такой дружелюбный, что ты вот так заговорил со мной и, кажется, просто хотел подружиться. И ничего не сказал про мои очки или про то, что в них такие толстые стекла, и что я такой тощий и куда ниже детей нашего возраста, – ничего. Ты просто сказал мне, как тебя зовут, указал пальцем на свой дом и объявил, что ты живешь вон там. А потом сказал, что у меня классный костюм, а тебе второй год подряд придется быть привидением, потому что у твоей мамы не было денег на новый наряд. Кроме того, она разрезала отличную простыню, чтобы сделать в ней отверстия для глаз, и теперь та никуда больше не годилась, кроме как на костюм или на тряпки.

Я был поражен, что он запомнил такие подробности. Я уставился в пол. Воспоминания о том вечере возникли передо мной так же ясно, как будто все произошло совсем недавно.

– А потом на своих велосипедах подкатили близнецы Берринджер и со скрежетом остановились прямо перед въездом. Как будто с неба свалились, напугали меня до полусмерти. И по выражению на твоем лице я догадался, что от них можно ждать неприятностей. Господи, как я ненавидел двух этих засранцев, они держали в страхе весь район, вечно нападали на детей младше себя. Им было тринадцать, нам – семь. Джеки и Джонни Берринджеры. Настоящие ублюдки. Помню, ты сказал мне пойти в дом, но до меня не дошло, и я просто стоял на месте. А потом они начали надо мной издеваться, по-всякому меня обзывать из-за костюма. Я ужасно испугался и все надеялся, что моя мать услышит их и выйдет на улицу, но она не услышала. Ты снова велел мне идти в дом, но тут близнецы слезли с велосипедов и начали тебя толкать и говорить, чтобы ты не лез не в свое дело и что я был маленьким ребеночком, раз носил такой костюм. Помнишь, Алан?

Я кивнул, как будто он мог меня видеть.

– Джеки схватила меня и бросила на землю, – сказал дрожащим голосом Бернард. – Я начал плакать. Блин, я ведь тогда был ребенком , а они были намного старше нас, но… тут ни с того ни с сего ты слетел с катушек и стал на них нападать. – Голос Бернарда изменился, теперь казалось, что он едва сдерживает смех. – Ты был не то чтобы больше меня, и… о господи, они в тот день здорово тебя отдубасили, прямо перед моим домом. Но ты все время подымался снова. Они били, ты падал; губа разбита, кровь из носа – но ты подымался снова и снова нападал. Я пытался помочь, но они меня повалили обратно, порвали костюм… Я ревел и звал маму, и ты снова лежал на дорожке, весь в крови, и снова готовился встать… Но тут Берринджеры смотались. Наверное, побоялись, что моя мать услышит вопли. Они еще не знали, что она пила и спала большую часть дня. Я никогда этого не забыл, Алан. Ты еще толком меня не знал, но стал защищать, потому что знал: эти два засранца обязательно кого-нибудь побьют. И ты не хотел, чтобы этим кем-то оказался я. Никто никогда вот так за меня не вступался. Никто.

К семи годам я уже кое-что знал о жестокости и грубости мира, но не слишком много, и никогда прежде мне не приходилось сталкиваться ни с чем вроде того, что случилось в тот вечер. Бернард был таким невинным, таким крошечным и доверчивым. Маленький мальчик в костюме тигра, который для него сделала его мама, играл в собственном дворе, никого не трогал, он совсем недавно поселился в городе и не подозревал, чего следует ожидать от местных хулиганов. И тут этот «теплый» прием. Даже много лет спустя я не мог понять, какое удовольствие близнецы Берринджеры получали от нападения на мальчишку, который ничем им не докучал, которого они даже не знали. В то же время мысль, что они так быстро определили Бернарда в разряд как бы менее достойных человеческих существ, менее важных и оттого не имеющих ценности, была одновременно отвратительной и любопытной.