Максим Кызыма - Проклятие лесного озера

Вадим не знал, сколько времени прошло, он с огромным трудом открыл глаза, яркий свет чуть не ослепил его. Он сидел на перекошенном трухлявом крыльце, у покосившейся веранды полуразрушенного дома, над ним, с бутылкой в руке, той самой, с зелёной жидкостью, стоял старик. Это был тот самый старик, которого Вадим встретил на улице, в деревне.

– Ну, вот! Кажись, очнулся. С возвращением, сынок! – произнёс он и улыбнулся.

Раскалённое уставшее солнце уже клонилось к закату, медленно направляясь в сторону горизонта. Редкие пушистые облака не спеша проплывали над лесом, иногда сбиваясь в небольшие группы, а иногда наоборот – распадались на более мелкие хлопья. День постепенно подходил к концу. От высоких сосен медленно поползли длинные, кривые тени. Тени, словно бестелесные существа, обладающие разумом, подбирались к холму. На вершине холма, между двумя высокими елями, ссутулился одинокий дом. Дом был заброшен. Жизнь в этом ветхом, забытом жилище давно погасла, и теперь некогда ухоженная прилегающая территория превратилась в пустырь, сплошь поросший высоким бурьяном. Вид самого дома вызывал уныние. Оставшись без присмотра человека, он постепенно превращался в бесформенную груду брёвен, сложенных в квадрат правильной формы, увенчанный двухскатной крышей, крытой листовым шифером. У поваленного штакетника, успевшего частично сравняться с землёй, стояла «девятка», от калитки остались лишь трухлявые столбики с ржавыми петлями. На крыльце сидели Вадим и старик. Внешне Вадим сейчас скорее напоминал огородное чучело, чем молодого парня двадцати восьми лет. Серая футболка с белой полосой, идущей поперёк груди, вся была заляпана какими-то грязными пятнами и пропитана пылью. Чёрные спортивные штаны, с белыми продольными полосками, так же измазаны грязью. Взъерошенные волосы и опухшее лицо наталкивали на мысль о недельной попойке. Серые носки на ногах напоминали грязные портянки. Рядом, на ступеньках, стояли кроссовки – единственные из всей одежды Вадима, они не потеряли внешний вид, даже нисколько не испачкались. Вадим сидел на самой верхней ступени и держал голову руками, ему было невыносимо: голова болела так, что хотелось провалиться сквозь землю и забыться в беспамятстве, сейчас он отдал бы палец на отсечение, чтобы заглушить эту боль, да что там палец – ладонь бы не пожалел. Старик тем временем неторопливо достал из кармана какую-то маленькую коробочку, положил её возле себя, затем из другого кармана вытащил обрывок газеты, как-то по-хитрому скрутил газету в козью ножку, открыл коробочку, взял оттуда щепотку табака и засыпал самосад в самокрутку. Помяв немного пальцами получившуюся папиросу, чтобы равномернее распределить табак, старик чиркнул спичкой, взятой из коробка, который так же достал из кармана, и поднёс ее к самокрутке. Бумага подхватила пламя, и папироса начала тлеть, старик жадно затянулся:

– Говорила моя старуха, что эта отрава меня в могилу загонит, а я бы и рад был, да не могу, – сказал старик после долгой затяжки, – дела незаконченные есть, а помочь некому. Устал я… Слишком долго уже землю родимую топчу. Я ведь сразу неладное почуял, как только тебя увидел, как знал, что ты в беду попадёшь. Ты ведь тогда сам не свой был, со мной разговариваешь, а взгляд где-то далеко отсюда. Потом, когда ты уже уехал, меня тревога сильная одолела, я за тобой пошёл, думаю: «Парня выручать нужно, пропадёт ведь зазря!» Слишком много я за последнее время людей схоронил. Хватит! Как сюда добрался, смотрю машина твоя стоит, дальше прошёл – обувь на крыльце, ну всё думаю – опоздал, опоила ведьма проклятая! Ты не представляешь, как я обрадовался, когда тебя на полу нашёл! Лежишь весь в пыли, в мусоре, рядом табурет трухлявый сломан пополам, а глаза дикие, так по сторонам и бегают. Я скорей тебя на улицу вытащил, да настойкой полынной лицо окропил, чтоб из забытья вызволить, да наваждение отогнать, пока не поздно. Ещё бы чуть-чуть и всё! Поздно было бы! Если бы до темноты не успел, то забрала бы она душу твою, своей воле бы подчинила, и стал бы ты шатуном.

– Кто такой шатун? – впервые за всё время подал голос Вадим, слова давались ему с большим трудом.

– А это ты скоро узнаешь, не спеши! Сейчас нам с тобой уходить отсюда нужно, пока тени на холм не приползли, как только тьма этот дом накроет – никому не поздоровится. Ночью лучше отсюда подальше держаться. Сам-то сможешь идти?

– Смогу, голова только раскалывается!