Павел Хицкий - Двенадцать фотокарточек памяти. Рождественская повесть

– Что-то у меня от вашего щебета зуб заболел, – раздраженно отрывает глаза от книги Юлий. – Хотя, если вдуматься, боль и правда приносит известное наслаждение, сродни любовному.

– Вот я и говорю, сплошное мучение с этим, мнээ… наслаждением, – подхватывает, косясь на девушку, Константин. – Представляете: сегодня 22 декабря. В этот день граф охотничьим ножом зарезал медведя.

– А что в этом удивительного? Он же фанатик, – поднимает голову от кастрюли Сергей.

Через полчаса становится ясно, что девушку зовут Саша. Хотя она просит называть ее Сильфидой, или Сильфи, потому что это так клево – сильфида – а у того масона есть ранний рассказ про помещика, у которого растет сильфида, и он… Потом подростки разрезают слипшиеся пельмени, раскладывают их по тарелкам и пытаются проглотить. Получается с трудом. Абсурдистская беседа упорно не желает заканчиваться.

– С какой стати мы празднуем Рождество в январе? – разглядывая пельмень на вилке, спрашивает Юлий.

– А не прямо сейчас, – это, кажется, говорит Сергей.

– Ну или через три дня, как католики, – задумывается Константин.

Кому из них пришло на ум, что Рождество нужно встретить вместе – причем именно католическое, но обязательно в глухой среднерусской деревне? Наверное, Сергею или Константину. Книжных подростков не смутило, что никто из них до того не бывал в деревне. Они не усомнились в затее, даже когда выяснилось, что все четверо не представляют, как устроен колодец-журавль и чем растапливают русскую печь. Похоже, этих увлеченных литературой первокурсников не испугал бы даже медведь, появись он в комнате и зарычи.

Как ни странно, именно Сергей сделал так, что фантазия о Рождестве сбылась. Память подбрасывает мне еще одну фотокарточку: белый парк где-то на Юго-Западе, вечер 22 декабря. Сергей идет по аллее под руку с высокой светловолосой девушкой. От нее, как часто бывает, пахнет дегтем. Девушку зовут Мира. На гладкие плечи накинуто невыразительное мешковатое пальто, из-под длинной юбки видны теплые коричневые старушечьи колготки.

– На таком снегу легко оступиться, – говорит Сергей. – И лететь дальше по гладкому льду. Представь, каково это – ощутить себя щепкой или высохшим сучком, который скользит по абсолютно гладкой поверхности и не может остановиться… Я часто чувствую себя так, особенно когда тебя вижу…

Сергей и сам понимает, что говорит чушь, поэтому вдруг ни к селу ни к городу спрашивает:

– Слушай, а хочешь встретить Рождество в деревне? Только не 7 января, а 25 декабря? Приедем туда 24 днем, устроим сочельник… Представь: в настоящей, глухой избе. Без водопровода, с печью.

Мира пару секунд молчит, как будто возвращаясь из дальнего странствия. Потом до нее добирается смысл сказанного, и на лице появляется довольная детская улыбка.

– О, а кому еще нравится эта идея?

– С тобой нас пятеро. Я. Юлий. Еще парень, помешанный на дневниках Толстого, и Сильфи.

– Кто?

– Ну, Сильфи. Девушка-хиппи, без ума от сильфид и саламандр. Только есть проблема – мы не решили, куда ехать и где искать дом.

– Так это легче легкого, – слегка задумавшись, улыбается Мира.– У меня есть знакомый, у него дом под Калугой. И он давно хочет дать мне ключи.

Глядя на Миру, я не могу избавиться от ощущения, что в ней скрывается всеобъемлющий нигилизм. Это сквозит во всем, что Мира делает: чуть склоняет голову на бок, молчит с легкой улыбкой в уголках рта, непонятно с чего краснеет. Девушки, придуманные баден-баденским охотником, всегда подобны разрывным пулям. Вероятно, у Миры тоже случаются смутные догадки о своих прототипах.

У Миры имелся не редкий, но по сути мистический талант: при виде нее мужчины разом приходили в возвышенное состояние. Преподаватели Миры (она училась на литературного критика) приглашали ее на все конференции, усатые редакторы отделов культуры печатали ее детские статьи, а краснолицые оркестранты одаривали Миру контрамарками.

Не то чтобы она выпрашивала подарки. Она тратила большую часть времени на то, чтобы отказываться от предложений и приглашений. Но как только у девушки возникала нужда в чем-то наподобие ключей от домика в глухой деревне, немедленно обнаруживался человек, с радостью готовый их дать.

К вечеру 23 декабря Мира заполучила ключи. Тем же субботним вечером путешественники впервые встретились вместе. Они собрались пойти в консерваторию на увертюры Глинки, но в последний момент на всех не хватило билетов. Мира достала только три. Поделить проходки не удалось, и на концерт не пошел никто. Подростки отправились бродить по городу. Третья фотокарточка: Тверской бульвар, темно-свинцовое небо, серый снег. Юные путешественники идут в сторону Пушкинской площади.