Сергей Морозов - Серебряный узор на черном бархате

– Что не так с миром? – спросил Айвен.

– Это ты сам выяснишь, прошло много времени с момента твоей смерти, – спокойно ответил незнакомец. – Перестань расспрашивать меня о деталях, потому что это лишняя трата моего времени. Скрепим договор, и я вышвырну твой прогнивший зад. Вечность – ничто, по сравнению с твоим упрямством. Я устал вдыхать твой мерзкий запах.

– Сколько? – подался вперёд Айвен. Его мышцы напряглись, а пальцы стиснули белую кость.

Его собеседник вздохнул и немного потянул время, наслаждаясь преимуществом, затем ответил.

– Все те, кого ты любил и знал, давно сгнили. Аракахны, после победы на кресте, заняли столицу. Насколько я помню, будучи в ярости, они вырезали всех граждан, включая королевскую семью и совет. Неудивительно, ты ведь обглодал лицо их вождя, словно прожорливый свин. Лишившись лидера, их организованность и дисциплина дали трещину, и племя разбрелось по королевству. Дога – первый преемник Аракха, разграбив город, посчитал нужным вернуться в родные земли, однако, Сариа – внучка, собрав при себе верных людей, осталась править в Иногороде… Мне продолжать?

– Я помню её, – отозвался Айвен. – Черноволосое дитя. Она вступилась за меня перед толпой. А Дога, надо полагать, как раз тот, что покончил со мной. Давай дальше.

– Так показала фреска, – усмехнулся капюшон. – Твоя жена тяжело перенесла известие о твоей преждевременной кончине. Она так и не смогла покинуть Квайтер; зачахнув, она еле протянула два года. Твои владения, в силу неприступности перехода через Мертвогорье без знания нужных троп, остались единственным оплотом Нового Света. Но, твой брат, взяв опеку над твоей дочерью, не предпринимал никаких решительных действий, хоть и отправил лазутчиков. Айнар растил твою дочь, посвятив её в Братство. Что следовало ожидать от, еще более безмозглого, чем ты, идиота? Хотя, надо признать, дева выдалась знатная. Он обучил её всем тонкостям кодекса, а к девятнадцати годам она возглавила небольшое войско и двинулась через переход, направляясь в столицу, к тому времени переименованную в Араканию.

– Ния, – прошептал Айвен. – Я надеялся, что она выйдет за принца… Как же так. Моя маленькая леди…

– Ан нет, скверна ты этакая, – брезгливо вставил незнакомец. – Она истинная дочь своего отца. И намеревалась даже повторить твои ошибки. Но с обузданием гнева она справлялась получше твоего. И та явь, что отправившись на войну с меньшими силами, ею двигала лишь одна мысль – покарать убийцу отца, не помешала ей заключить мирный договор с араканской королевой. Они встретились в памятном для тебя месте. В том самом поле, где разлагались твои останки, растерзанные падальщиками, и растасканные мелким зверьём. Ния, стоя перед армией, превосходящей численностью, как ты когда-то, потребовала голову палача, обещая в ином случае позорную смерть королеве и её близким. Строй расступился, образуя коридор, и королева Сариа вышла к ней одна, без стражи. Заручившись словом, что не будет убита, пока не договорит, она рассказала твоей дочери о том, как все случилось, и предложила мир. Но твоя дочь жаждала возмездия, ибо, как она выразилась – только кровью можно смыть кровь. На что королева великодушно предложила ей свою голову, объяснив, что карать уже некого. Год назад с юга пришли печальные вести о Доге. Аракахны любили устраивать показательные поединки, чтобы определить боевые навыки воина, претендующего на место вождя. Победитель турнира имел право бросить вызов владыке и Дога, насмотревшись на бесхребетных, по его мнению, и бесталанных юнцов, крепко захмелев от виноградной настойки, с рёвом выскочил на арену. Выхватив кинжал с костяной рукоятью, он кинулся на молодого победителя. Схватка продлилась недолго, и горячий песок окропила, заправленная крепким вином, кровь Доги.

Незнакомец, погрузившись в повествование, взмахнул руками, имитируя роковой удар. Медальон выскользнул у него из ладони и, блеснув во мраке, со звоном упал Айвену под ноги.

– Слишком много я говорю, – произнёс он, наклоняясь, чтобы подобрать его. Искривлённые пальцы умело схватили медальон, и он исчез в складках его мантии. Он не спеша отошёл и присел на круглый камень.

– Как бы там ни было, эти события давно канули. Это – хроника, рассказанная фреской, – теперь он говорил своим прежним, дребезжащим голосом. – Я не веду записи, да будет тебе известно. Осмелюсь предположить, что с момента заключения мира минуло чуть более двухсот лет, в твоём понимании времени, – Он вытянул вперёд тонкие губы и медленно постукивал по ним указательным пальцем, – Сотри с лица тупую гримасу, и уразумей, насколько ты мне опостылел.