Двести лет. Айвен попытался вспомнить хотя бы день, проведённый им в этом призрачном месте, но все явное благополучно укладывалось в несколько часов. Его охватила тоска, повисшая на шее ярмом, весом в двести килограмм. Слушая неприятный голос незнакомца, поведавшего ему историю, он впитывал каждое слово, складывая перед глазами ясную картинку. Он почувствовал её так, словно сам прожил. Короткий рассказ, щедро разбавленный презрением, сквозившим в интонации, остро полоснул по его проклятой душе.
– Что-то ты помрачнел, – с иронией заметил капюшон. – Неужели ты рассчитывал на приятственный покой после смерти? Надеялся увидеться с родными, что ожидают тебя на песчаном берегу, распахнув объятия. Что ты легко войдёшь в небесные покои, в сопровождении прекрасных юных дев. Или что там тебе наплели кривоглазые бабки в детстве? Ты – опухоль, язва на благоухающем теле жизни. Твоя душа лишена тонких струн, нежно переливающихся сладостными нотами, она полая и способна вместить лишь гнев. Даже любовь, которую ты якобы испытывал, принесла лишь разрушение и пустоту.
Медальон появился в его руке, и он с отвращением бросил его Айвену. Поймав его, Айвен крепко сдавил кулак. Острый конец вонзился в ладонь, и сквозь пальцы проступила кровь, закапавшая на колени.
– Ты прав, – заговорил Айвен. – Я много встречал достойных мужей. Но я тот, кто я есть. Все, что я разрушил, сколько жизней отнял, все это правда. Но кто ты, чтобы судить меня? Ты не назвал мне своего имени. Я понятия не имею, кто или что ты такое. И я готов вечно мучиться в этом месте, что бы это ни значило. Ты сам верно заметил моё упрямство. А что касается твоей важной миссии, поручи своему псу с кувалдой.
Айвен решительно поднялся с кресла и, размяв ноги, подошёл к собеседнику, сидящему на камне. Тот молча покачал головой. Айвен развернулся и, сделав два шага, услышал гневный крик.
– Остановись, идиот. Куда ты собрался? Прими предложение, и я верну её тебе.
– Мне не нужна новая жизнь, – ответил Айвен, продолжая идти. – Я свою уже прожил.
– Ну ты и тупая скотина, – летели вслед искры. – Я верну тебе твою жену. Ранну… Новую жизнь тебе и твоей женщине.
Айвен остановился и повернул голову. Ехидная улыбка застыла под капюшоном.
***
– Ты узрел момент, – услышал он из-за спины. – Есть ли какие-нибудь вопросы после увиденного? Или может тебя терзают сомнения? Уверен, их немало, – голос прозвучал приглушённо.
Айвен задумчиво смотрел на башню замка на горе, обнесённого зубчатыми стенами. Фреска замерла, дав ему возможность запечатлеть в памяти последний эпизод, а после, медленно угасла. Она показывала хронику настолько живо и ярко, что ему понадобилось несколько минут, чтобы вернуться из мира грёз. Теперь он глядел на пустое чёрное полотно, обрамлённое резным деревом, покачивающееся на стене. Развернувшись, Айвен увидел сидящего в неизменном кресле незнакомца. Однако место изменилось. Они находились в тесной, хорошо освещённой комнате. Гладкие стены, окрашенные в бледный, желтоватый цвет, были увешаны пыльными картинами с изображёнными на них силуэтами в черных капюшонах, причём они отличались размером, но рисунки были идентичны. И снова ни окон, ни дверей. Рядом с качающимся в кресле незнакомцем стоял массивный дубовый стол с толстыми круглыми ножками. На нем аккуратно ютились, сложенные в стопки книги, названия которых не возможно было разобрать. Незнакомец, увидев, как изменилось лицо Айвена, затрясся от смеха.
– Можно ли к такому привыкнуть? – проворчал Айвен, оглядываясь по сторонам. – Твои колдовские шутки изматывают.
– Я создал это место, оно подчиняется мне, как смиренный слуга. Потому, как бы ты не желал разглядеть дверь, не пытайся. Выход только один, и он известен только мне. Теперь, скажи мне, что ты увидел? – спросил он, откинувшись на спинку.
– Я увидел уничтоженные земли, опустевшие города и мёртвые деревья, скрюченные и согбенные. Что произошло с этим местом? Оно мне незнакомо. Еще я запомнил замок на горе, и раскинувшийся у подножья густой лес. Похоже, они – единственные, что не пострадали.
– Вот именно, – подчеркнул капюшон. – А все остальное погибло.
– Неужели ни одной живой души во всем государстве? – удивился Айвен. – Почему твоя фреска утаила детали?
– Я говорил тебе, она сама рассказывает, я лишь наблюдаю. Если тебе, оленю рогатому, вдруг задумается воскликнуть: «Ага, попался! Сам сказал, что все тебе подчиняется, а так-то вот оно что!». То смею тебя заверить, голь сомневающаяся. Фреска самобытна, независима. Именно в этом её сила. Когда обращаешься к ней с определённым намерением, она задаёт тон будущему разговору, показывая только те моменты, какие необходимо.
Читать дальше