Тим Каррэн - Мертвое море

Он вернулся к радио, а Джордж сел рядом, мечтая о сигарете или выпивке. О чем угодно, что помогло бы скоротать время. Потому что в этом вечном тумане время словно исказилось, и его внутренние часы сбились.

Он снова ждал и гадал, что будет дальше. Удивит ли это его или напугает до усрачки? Гослинг неожиданно стал очень разговорчивым, продолжая трепаться о «Чеви Бел Эйр», который чинил дома.

Но Джордж не слушал его.

Он что-то увидел в тумане… или ему показалось. Он продолжал смотреть. Он был так напряжен, что его кожа была готова лопнуть. Смотрел, не смея моргнуть. Да, она снова появилась. Огромная бесформенная тень, удаляющаяся все глубже в туман.

— Там что-то есть, — сказал он пересохшим ртом.

— Может, еще один плот, — предположил Гослинг, хватая ракетницу, чтобы подать сигнал. Он стал рядом с Джорджем и стал смотреть. В тумане появилась смутная фигура, но лишь на мгновение.

— Это не плот, — сказал Джордж.

— Он слишком далеко, поэтому ты не можешь знать наверняка.

— О, — выдохнул он. — Я знаю.

Гослинг посмотрел на него.

— Что ты имеешь в виду?

Я имею в виду, что у плотов не бывает больших зеленых глаз, которые светятся в темноте.

— Эй, Фабрини, — сказал Сакс. — В чем разница между твоей матерью и холодильником?

— Пошел на хрен, — огрызнулся Фабрини.

— Ответ неверный. Разница в том, что твое мясо не пердит, когда вытаскиваешь его из холодильника.

Менхаус хихикнул. — Хорошая шутка, Сакс. Надо запомнить.

— Ага, запомни, недоумок.

Светящийся циферблат часов подсказывал Саксу, что солнце встанет примерно через час. Может, тогда этот чертов туман рассеется. Хотя Сакс испытывал сомнения. Он испытывал сомнения насчет многого, только не озвучивал их. Эта парочка… Менхаус и Фабрини… слабаки еще те. Они оба были напуганы до полусмерти. Возможно, внутренне Сакс тоже боялся. Только не подавал вида. Он так представлял себе ситуацию — раз он главный, то должен подавать пример этим хлюпикам. Если б он начал говорить им, что именно думает обо всем этом, что это самый крупный кабздец в его жизни, эти сосунки обоссались бы от страха и стали звать своих мамочек.

Нет, кому-то здесь придется продемонстрировать яйца, и Сакс понимал, что эта роль отведена ему.

В том, что он на самом деле думает обо всем этом бардаке, не было ничего хорошего. Может, они до сих пор в Атлантике, а может, их выблевало где-нибудь совсем в другом месте. Не так уж и важно, если уж на то пошло. Важно то, как они справятся и как собираются выжить.

Самой большой проблемой здесь был Фабрини. Он продолжал болтать вещи, которые очень нервировали Менхауса. А Сакс не мог этого позволить. Не мог позволить ему трепаться о морских чудовищах и подобном дерьме. Конечно, все они слышали в тумане звуки, крики поедаемых людей. Но если они не хотели потерять здесь рассудок, им нельзя зацикливаться на этих вещах.

Вот почему Сакс постоянно издевался над Фабрини. Держал его в узде, держал его на взводе, чтобы тот не мог впустую тратить время, подрывая его авторитет. Это и то, что ему не нравился Фабрини, он и его средиземноморская внешность, и мускулистое тело. Такие нравились женщинам. От таких Сакс инстинктивно чувствовал исходящую угрозу.

Фабрини продолжал бормотать что-то себе под нос. Может, он сходит с ума? — подумал Сакс. Если это случится, Сакс решил, что скормит эту тупую итальянскую задницу рыбам… или тому, что там плавало.

— Фабрини? Какого черта ты делаешь? Нашептываешь слова нежности Менхаусу или что?

— Похоже, он молится, — сказал Менхаус.

— Ты молишься, Фабрини?

— Ты чего это?

— Может, — начал Менхаус, глотая слова, — нам нужно просто оставить его в покое, Сакс. Не стоит мешать парню, когда…

— Да, может, ты и прав, Менхаус. Терпеть не могу вмешиваться в ежедневные молитвы гребаного Иоанна Крестителя.

Фабрини продолжал что-то бормотать. Он упорно пытался игнорировать Сакса и все окружающее. Но Сакс не собирался оставлять его в покое.

— Может, нам тоже стоит помолиться, Менхаус. Что скажешь?

— Я мало в этом понимаю.

— Ой, да ладно. Я, ты и этот кретин можем взяться за руки и помолиться Господу. А когда вознесем хвалы Богородице, немножко вздрочнем друг другу. — Он хохотнул. — Как тебе такое? Может, заберемся на этот ящик и устроим перепих.

Фабрини продолжал молиться, крепко зажмурившись. Он был глух к адресованным ему колкостям. Последний раз он молился, когда был мальчишкой. Он давно отвернулся от бога, а религию считал опиумом для народа. Но как любой человек в кризисной ситуации, готов был попробовать все.