– Вы увидите, – сказал он просто. – Вы все увидите.
В свинарнике голодала большая безымянная свинья. Она следила за ритмом дней, и с их течением росли ее желания. Она знала, что время гнилых объедков в лохани прошло. Место этих поросячьих радостей заняли другие аппетиты.
Она приобрела вкус – с того прошлого раза – к еде с особой текстурой, особым резонансом. Подобный корм она не собиралась требовать постоянно – только когда у нее возникала потребность. Небольшая потребность – время от времени укусить кормящую руку.
Она стояла у калитки своей тюрьмы, беспокойная от предвкушения, ждала и ждала. Она фыркала, она хрюкала, ее нетерпение переходило в тупой гнев. В прилегающем загоне, в свою очередь, заволновались кастрированные сыновья, почувствовав ее стресс. Они знали ее натуру – и она была опасна. В конце концов, она сожрала двух их братьев, живьем, еще мокрых после утробы.
Потом из-за синей завесы сумерек раздался шум – тихий шорох шагов по крапиве и чье-то бормотание.
К свинарнику подходили двое мальчишек, уважение и опаска чувствовались в каждом шаге. В ее присутствии они нервничали, и их можно было понять. О трюках свиньи ходило море слухов.
Разве не говорила она в гневе одержимым голосом, изворачивая свои жирные свиные губищи и изрекая слова украденным языком? Разве не вставала порою на задние копыта, розовая и властная, и не требовала, чтобы в ее тень слали самых маленьких ребят, чтобы сосать ее титьки – голыми, как поросята? И разве не била она свирепо копытом по земле, пока поданную еду не разрезали на кусочки и аккуратно, прикасаясь к мясу лишь двумя дрожащими пальцами, не клали ей в пасть? Все это было.
Бывало и хуже.
Сегодня, знали мальчишки, они не принесли того, чего она хотела. Не то мясо, что она заслуживала, лежало на тарелке. Не сладкое белое, которое она просила другим своим голосом, – мясо, которое она, если желала, могла взять силою. Сегодняшним угощением был простой залежавшийся бекон, украденный с кухни. Лакомство же, которого она жаждала, – мясо, которое загоняли и пугали, чтобы насытить мышцы, а потом колотили, как отбивную, ей на потребу, – это мясо оказалось под особой защитой. Не сразу удастся выманить его на убой.
Тем временем, надеялись они, она примет извинения и слезы и в гневе своем не сожрет посланников.
Один из мальчишек к тому моменту, пока дошел до стены свинарника, наложил в штаны, и свиноматка учуяла это. Ее голос приобрел другой тембр, смакуя остроту их страха. Вместо низкого хрюканья она издала высокую, раздраженную ноту. Она говорила: «Знаю, знаю. Придите же на мой суд. Знаю, знаю».
Она наблюдала за ними сквозь щель калитки, и ее глаза поблескивали самоцветами в мрачной ночи – ярче ночи, потому что были живыми, яснее ночи, потому что жаждали.
Мальчики пали на колени у калитки, покаянно склонив головы, с подносом в руках, накрытым легкой заляпанной кисеей.
– Итак? – сказала она. Они мгновенно узнали голос. Его голос – из пасти свиньи.
Старший, чернокожий парнишка с заячьей губой, тихо заговорил с этими светящимися глазами, преодолевая страх:
– Это не то, что вы хотели. Мы просим прощения.
Второй, неуклюжий в своих отяжелевших штанах, тоже пробормотал извинения.
– Но мы его вам доставим. Правда. Доставим очень скоро, как только сможем.
– Почему не сегодня? – спросила свинья.
– Он под защитой.
– Новый учитель, мистер Редмен.
Свинья уже как будто все знала. Она помнила их противостояние, как он таращился из-за забора, будто она зоологический образчик. Так вот кто ее враг – этот старик. Она отомстит. О да.
Мальчики слышали ее обещание возмездия и как будто успокоились, что их избавили от этого дела.
– Подай ей мясо, – сказал чернокожий.
Второй поднялся, снимая кисею. От бекона дурно пахло, но свиноматка все равно влажно похрюкивала от воодушевления. Возможно, она их простила.
– Давай, скорее.
Мальчик взял первую полоску бекона указательным и большим пальцами и поднес. Свинья повернула голову набок и цапнула, обнажив желтеющие зубы. Кусочек мигом пропал. Второй, третий, четвертый, пятый – тоже.
Шестой и последний кусок она забрала вместе с его пальцами, отняла с такой элегантностью и скоростью, что мальчишка только пискнул, когда ее зубы сжевали и проглотили тонкие фаланги. Он отдернул руку от ограды свинарника и раскрыл рот при виде увечья. Она нанесла небольшой ущерб, учитывая обстоятельства. Пропали кончик большого и половина указательного пальцев. Из раны быстро и мощно хлестнула кровь на его рубашку и ботинки. Она фыркнула, хрюкнула и, казалась, осталась довольна.
Читать дальше