Александр Михалин - Однажды умереть

Моё создание мгновенно облетело голову змея, село и присосалось к змееву затылку. Тут же из белёсого тельца выдавился острый и длинный, как игла, костяной шип, вонзился в основание змеевой шеи и ушёл в змея весь, без остатка. Шип глубоко вонзился в основание продолговатого мозга змея, чисто пройдя меж позвонков. Сквозь полый шип сразу же проросли толстые жилки нервов в мускулистых оболочках и углубились, вплелись в змеев мозг. И я услышал-таки мысли змея, но те мысли не исходили от змея, не из среды его мозга, а падали в змеев мозг откуда-то извне, подобно командам уверенного хозяина. Так я спокойно велю загипнотизированным рыбкам плыть в мой рот. Догадка пронзила меня. Морские змеи не обладали собственными мыслями в отдельности, мышление их было общим для всех морских змеев разом. Сколько бы их не существовало в океане, а их не могло быть много – еды не хватило бы, все они разом думали одно и то же. Самое сильное создание мира оказалось ничего не значащей частицей стаи, проще, чем стаи: союза существ с общими мыслями. Такого я не ожидал, но в океане случается и не такое.

– Прочь! – крикнул я змею. Крик исторгся из моего мозга, и из той его частицы, которая распласталась на змеевом затылке. Крик прошел через костяной шип, через волокна нервов и жгуче проник в змеев мозг, пронзил змея изнутри. Змей замер на мгновение, захлопнул пасть, и, гибко извернувшись, начал удаляться, оставляя тугие, гудящие от скорости вращения водовороты после каждого взмаха своего хвоста. Напоследок змей обернулся, нашел меня взглядом и, доказывая, что он – амфибия, что кроме жабр у него есть ещё и лёгкие, наполненные воздухом, во всю силу этих лёгких угрожающе проревел, исторгнув облако воздушных пузырей. И все морские змеи океана общим взором увидели и запомнили меня в тот миг – главного своего врага, единственного в океане, не позволившего себя съесть, первого нанесшего им удар изнутри.

Но я уже не думал о змее: белёсое псевдосущество, частица моего мозга, обломало шип и, бросив змея, летело обратно ко мне. Шип так и остался у змея под черепом, а мои нервные волокна в змеевом мозгу оборвались и заснули, затаились на время. У меня так случалось, неиспользуемые части мозга как бы засыпали, но я мог их в любое время разбудить, если понадобится. Созданное мной псевдосущество село на родную пуповину в сплетение пяти щупалец-лепестков на моём головобрюхе, свернулось, укуталось в щупальца и замерло, ожидая времени, когда снова понадобится. Я напрягся и начал оплетать псевдосущество кровеносными сосудами, срастаться с ним, чтобы полноценно его сохранить.

Предчувствовал, знал, был уверен, потому что чуял, что эта часть моего организма мне ещё пригодится.

Удачный образ из шестой главы – Морской Змей – не пропал втуне, воплощён. Образ гигантского водоворота из той же главы имеет шанс воплотиться в своё время. Всё куда-нибудь воплощается в своё время. Так действует закон сохранения энергии в романе.

Пожалуй, приходит время вочеловечить хищника глубин. Буквально. Свести его с людьми. Выбрать одного из людей. Вселить зверя в этого человека. В основном действии романа, там, где действия развиваются хоть как-то последовательно и мотивированно.

Как бы выглядело обоснованное мотивирование? «Очеловечивание в романе неизбежно естественно. Роман очеловечивает всё и всех, превращая всё и всех в персонажей, со словами и бессловесных, на первом плане или в массовке сзади. Всех: ангелов и демонов, зверей и птиц, рыб и гадов, червей и планктон. Всё: природу и стихии, облака и воздух, воды и потоки, деревья и цветы, вещи и понятия, машины и красоту, малое и большое. Всё и все, попадая в роман, действуют, чувствуют, реагируют, выражаются, как люди, или пытаются это делать. Так воздействует на них роман. В этом суть романа, как персонажа романа, суть себя самого».

Упрощение и банальная пафосность. Автор улыбается и поливает фикус формализма на подоконнике. В тесной комнатке, которая может в любой момент разрастись до масштабов собора. Игры внутри романа любопытны. А могут стать ещё любопытней. По крайней мере, он на это надеется, раз уж ему случилось стать персонажем автором.

Теснота. Океан становится тесен. Нужны ноги, чтобы ходить по земле. Нужны лёгкие, чтобы дышать воздухом. Нужен простор суши. Естественного драматического мира. Нужна декорация прозрачного света и неотражающей тьмы. Необходимо отвлечённое сознание воображения. Нужен один из стада людского, с чуть-чуть зверем внутри. Что же касается зверя, то он уже чуть-чуть человек. Возможно, «чуть-чуть» в данном случае – присутствует излишне.