Павел Волчик - Тайное Место

Он появился на каменистой тропе, когда солнце уже садилось.

Он напевал себе под нос, но Дина в вечерней тишине хорошо разобрала слова:

Нет, женщина, не плачь.

Нет, женщина, не плачь

И больше никогда не роняй слёзы.

Нет, женщина, не плачь.

У валуна он совершил какое-то па, заметил девушку и от неожиданности чуть не свалился с дорожки. Ещё бы – она, наверное, выглядела ужасно: лицо зарёванное, нос распух, коленки ободраны. И песня, странная песня, с незнакомым мотивом, которую он пел так, будто издеваясь над ней:

Нет, женщина, не плачь…

– Я вижу, ты нашёл то, что искал, – сказала она и поёжилась от звука собственного голоса.

Бродяга молча подошёл. Большая жестяная банка из-под сухого молока, которую он крепко прижимал к груди, похоже, немало весила, но он не поставил её на землю.

– Что у тебя с ногами?

– Ничего, – буркнула девушка и одёрнула юбку, чтобы закрыть ступни, покрытые мозолями, ссадинами и пятнышками запёкшейся крови.

Ян вздохнул:

– Дина, скоро стемнеет, нужно идти.

– Никуда я не пойду.

Она резко встала – закружилась голова, тело обдало жаром. Девушка покачнулась и плюхнулась на место.

– Ещё раз, – сказала она голосом наркомана, ищущего дозу. – И мне повезёт.

Её правая ступня нырнула в узкую туфлю. Дина поморщилась, прикусила губу.

– Перестань себя мучить. Ты же знаешь, в Сады можно попасть ещё когда-нибудь, может, в тридцать, может, в сорок, а может, и в пятьдесят, но не сегодня и не сразу же на следующий день.

– Но ты попал именно сейчас, – едко проговорила она. – Ты, любитель, дилетант, приехал сюда как раз вовремя, и Сады тебя позвали. Если бы не я, если бы я не отдала скрипку…

Она задохнулась, сжала кулаки.

Ян не сводил с её лица глаз, словно опять увидел ту змею на тропинке.

– В Сады не попадают по путёвкам и приглашениям, – тихо сказал он. – К ним невозможно заранее подготовиться. Тебе или повезёт их увидеть, или нет. Это твои слова.

Она открыла рот, быстро вытерла мокрый след от скользнувшей по щеке слезы.

Ян сел на корточки, взял её за плечи, легонько тряхнул.

– Эй, не надо. Я поделюсь.

– Ты? Поделишься? – девушка нервно расхохоталась. – Новым стилем? Новым звучанием? Своим местом в истории музыки? Просто так?

– Да, – ответил бродяга. – Просто так.

– Ты даже не знаешь меня.

Её губы странно дёрнулись, выражая то ли сомнение, то ли недоверие, то ли удивление.

Ян подцепил ногтями жестяную крышку на банке:

– Вдохни.

Хотя она пробовала плоды из Сада только дважды: на пляже и у прилавка старухи, – ей было с чем сравнивать. Мелодия из банки дохнула свежестью, морским бризом, солью и песком, напитанным солнцем. Звуки-ароматы казались намного ярче, насыщеннее, вкуснее тех, что хранились долгие годы.

– Если сварить варенье…

Она протянула руку к слабо светящимся гроздьям. Ян осторожно закрыл крышку, и вокруг стало темно.

– Я думал про вино. Домашнее вино, вроде того, что бабушка настаивала из яблок. Это должна быть музыка, понятная всем и каждому.

Он снова прижал банку к груди, протянул ладонь:

– Вставай. Нам пора, а то заблудимся в темноте.

Дина встала, и они снова пошли по тропе. Только теперь идти нужно было в гору.

Скрипачка шла босиком: туфли надеть она не смогла. Кровавая полоска заката, видневшаяся из-за гор, медленно гасла. Камни и колючий кустарник под ногами заиграли багрянцем и умерли, потемнели, как остывшие угли. Скоро путники начали спотыкаться, ступать мимо тропы.

Бродяга сощурился, поглядел наверх, туда, где между скал только что виднелся и уже растворился во мгле узкий проход, по которому они пришли сюда.

– Куда он делся? Ты… – бродяга не договорил, лязгнул зубами, неестественно выгнул шею, качнулся, и его неясный силуэт исчез.

Дина вскрикнула, услышала, как что-то глухо стукнулось о камень и покатилось, шагнула к краю неведомо откуда взявшейся расщелины, посмотрела в холодную пустоту.

Сначала она ничего не увидела, только едва светящиеся пятнышки на горном уступе. На ощупь, рискуя сорваться, она спустилась вниз по склону, снова выглянула – в флуоресцентном свете рассыпанных фруктов угадывались очертания руки. Живые пальцы зашевелились, ногти заскребли по камню.

Девушка села, съехала вниз по гладкой скале, как по горке, пружинисто приземлилась на ноги. Уступ оказался достаточно широким для того, чтобы двое могли танцевать вальс в темноте. Но вряд ли кому-то могло прийти это в голову, особенно в такой неподходящий момент. Хотя Дине-то пришло.