Елена Федорова - Olvido – Забвение

– Рад вас приветствовать, – сказал он на чистейшем русском языке. – Меня зовут Егор Кастелани. Мой прадед бывал в России, поэтому мы все знаем русский язык. Я читаю вашего Пушкина. «Я помню чудное мгновенье. Передо мной явилась ты…», – он долго и внимательно посмотрел на Зинку. – Hermosa muchacha. [43]– Зинка покраснела, поняв, что он сделал ей комплимент. – Очень красивые стихи, я люблю Пушкина, – добавил Егор.

– Да, – поспешно согласилась Зинка, решив, что он вовсе говорил не о ней. – Скажите, а откуда вы узнали, что мы из России?

– О, это совсем просто, – засмеялся он. – Мой отец, Пако Кастелани, велел мне встретить Владимира Гореславского и его семью. Я вас встречаю по поручению моего отца. Хотите поехать верхом на Гарибальди?

– Я? – Зинка залилась краской стыда. Так она еще никогда не смущалась.

– Так поедем или вы боитесь лошадей? – он усмехнулся.

– Я? – Зинка рассердилась. Решила показать этому главному самозванцу, что к чему. Воткнула руки в боки. – Я лошадей не боюсь, потому что я выросла на конюшне. Мой папа главный…

– Зинаида, смотри, как бы потом не пришлось стыдиться своих слов, – тихо проговорила Римма, тронув дочь за руку.

Зинка зло сверкнула на нее глазами и, повернувшись к Егору, вежливо сказала:

– Я с большим удовольствием совершу поездку на вашем красавце коне. Но учтите, что это моя первая прогулка верхом именно на коне такой породы. Хоть я и выросла на конюшне, а мой папа был главным конюхом нашего королевства, но таких лошадей там не водилось.

– Я это учту, – засмеялся Егор, подсаживая Зинку.

– No se preocupe, por favor, Rimma, vamos, [44]– засмеялся Луис, подталкивая Римму к машине. – По-э-калы…

Римма села рядом с Владимиром Львовичем и крепко сжала его руку.

– У меня сейчас так кольнуло сердце, что я чуть не упала в обморок, – тихо проговорила она. – Мне показалось, что я совершила непростительную, непоправимую ошибку…

– Римма Эдуардовна, мы же договорились, что вы больше не будете вспоминать Сибирь, – укоризненно покачал головой Владимир Львович.

– Нет, нет, – быстро заговорила Римма. – Это не та вина. Это что-то совсем другое. Мне сейчас показалось, что у меня был шанс… Ах, я так сумбурно говорю, не умея все объяснить. – Владимир Львович внимательно смотрел в ее горящие глаза и терпеливо слушал. – Мне показалось, что я была здесь не случайно. Что вы меня привезли сюда, чтобы я сделала что-то важное. Моя миссия заключалась совсем ни в том, чтобы влюбиться в вас… О, я запуталась. Мне плохо. Тоска такая навалилась на сердце, что трудно дышать. Я… умираю… Влад… – она закрыла глаза и перестала дышать.

– Luis, Llame, por favor una ambulancia, [45]– закричал Владимир Львович, рванув блузку на груди Риммы.

Римма шагнула на белое облако, которое поплыло над огромными кустами белых роз, над необыкновенно зелеными деревьями. Облако плыло, плавно покачиваясь из стороны в сторону. Но Римма не боялась. Она стояла, утопая по щиколотку в белой мягкости и теплоте, и улыбалась. Облако остановилось над стеклянным домом. Двери дома распахнулись, и Римма увидела Егора. Он радостно замахал ей руками. Помог спрыгнуть на землю и крепко-крепко обнял.

– Мама, как я счастлив, что ты навестила меня. Спасибо, что не забываешь обо мне. Я люблю тебя, мама. Я всегда буду помнить тебя. И ты помни своего сына, мама.

– Егор, Егор, прости меня, прости, – заплакала Римма, прижимаясь к теплой щеке сына. – Я не имела права не узнать тебя. Я должна была почувствовать, что это ты. Куда делся мой материнский инстинкт?

– Не кори себя мама, – погладил ее по щеке Егор. – Ты ни в чем не виновата. Мы все попадаем в сети забвения. И с этим ничего нельзя поделать, ничего, мама. OLVIDO владеет нашим разумом, нашими сердцами… Прощай, тебе пора. Я люблю тебя, мама…

Римма открыла глаза и увидела испуганное лицо Владимира Львовича.

– Я люблю тебя, Римма, – шептал он. А в уголках глаз блестели слезы. – Не уходи от меня. Не оставляй меня одного сейчас, когда все только начинается. Не уходи… – он, увидев открытые глаза Риммы, улыбнулся. – Слава Господу, ты очнулась! Как же ты нас напугала, милая моя, – он прижал ее руку к своим губам. – Как же я испугался за тебя, за нас! Я так люблю тебя, Римма. Римма!

– Ма-ма-ма, – отозвалось эхо.

– А, что случилось? – потерев висок свободной рукой, спросила она.

– Ты была без сознания. Сердце не билось. Дыхания не было. Приехала скорая. Тебе сделали укол. Оживили тебя дефибриллятором… Ты опять с нами, – Владимир Львович говорил отрывисто, словно подбирая нужные слова, чтобы она его правильно поняла. Пока он говорил, Римма смотрела на испуганные лица людей в белых халатах и пыталась улыбнулась.