Мария Артемьева - Время последних

Он, разумеется, давно позабыл сверяться со своим хронометром.

Конечно, это странно, но заветные цветы желания, сказочные цветы счастья оказались похожими на самые простые и незамысловатые земные цветы: на одуванчики в пору вызревания семян.

Туров даже засмеялся от неожиданности – веселым детским смехом, какого давно не слышал сам от себя.

– Про это Унбегаун не говорил! – смеясь, сказал вслух Туров.

От его дыхания первый ряд цветов всколыхнулся, и целое облако светящихся голубых пушинок взметнулось вверх, в темноту неба.

Кроны деревьев смыкалась над опушкой не так плотно, как в лесу; цветы сияли то ли сами по себе, то ли светили отраженным звездным светом, который пробивался сквозь полог ветвей – трудно было разобрать.

Голубые светлячки пушинок недолго пометались над полянкой невесомой стайкой и вскоре исчезли в вышине, как исчезают искры горящего пламени. Туров испуганно отступил назад, опасаясь приближаться к столь летучим существам, как эти чудо-растения. Он почему-то воспринимал их именно как живые существа, наделенные разумом и душой. Хотя Унбегаун ничего не говорил ему на этот счет.

Да он, собственно, и вовсе ничего не говорил, – подумал вдруг Туров.

И тут опомнился, едва не взвыв во весь голос: какой же он идиот! Вечный неудачник.

Ведь он абсолютно не знает, что ему теперь делать. Как следует поступать с этими цветами, если хочешь, чтобы исполнилось желание?

Ему и в голову не приходило поинтересоваться этим заранее.

Как же теперь быть?

Срывать цветы охапками, как делают заготовщики лекарственных растений на Земле? Варить из них похлебку, как знахари-травники в старину? Есть свежими прямо на месте?

Что делать-то?!

Туров потел и топтался на месте, чувствуя себя тупым животным, место которому – в стойле. Где-нибудь среди самых никчемных жвачных, если такие имеются. Но никак не среди людей.

Воздух на поляне цветов внезапно заискрился и зазвенел – огоньки взметнулись вверх крошечными фейерверками, нитяные электрические разряды вскипели над цветами и словно качнулись миллионы микроскопических колокольчиков. Цветы смеются, понял Туров.

«Нас не надо есть, дурачок! Просто сорви цветок и замени собой. Будь с нами». И колокольчики зазвенели еще, призывая к себе Турова.

Цветы повернули пушистые головы вниз и направо – вся поляна разом. И Туров увидал, что в середине каждого цветка, в окружении пушистых искрящихся лучиков сияют глаза…

Здесь были лица самых разных существ: щелеглазых безносых гуманоидов, чьи портреты запечатлели древние художники айнов в своих статуэтках «догу», здесь были птице- и собакоголовые боги Египта и Мексики, серолицые с черными глазами пришельцы, готовившиеся, по сведениям голливудских сценаристов, захватить Землю в конце 20 века; здесь были змеевидные разумные звери – люди сочли их все-таки зверями, когда встретились с ними на одной из планет у звезды Бетельгейзе…

И, конечно, здесь были люди. Мужчины и женщины. Ошеломленному Турову померещилось, что кого-то из них он даже узнает – возможно, Бородянского или Торстена Свёдеборга?

Но это, разумеется, чепуха – не мог он за несколько секунд найти и опознать кого-либо среди тысяч и тысяч обращенных к нему лиц. Если только знание не давали ему сами цветы – непосредственным образом, минуя зрение и слух, тепепатически.

Туров попятился. Нелегко стоять вот так, чувствуя на себе взгляды чуть ли не половины населения Галактики.

К тому же каким-то образом он вдруг увидел самого себя их глазами. Увидел свое смущение, озлобление в глубине души из-за того, что его так неожиданно смутили; надежду, что его желание все-таки может сбыться; страх, что оно непременно сбудется, но не так, как он хочет на самом деле – и, наконец, ужас от того, что он сам не понимает, какое именно желание ему хотелось бы исполнить теперь.

«Заменить? Они сказали – заменить. И быть с ними!» – неожиданно понял Туров. Так вот в чем главный секрет, разгадка всех исчезновений! Он чуть не рассмеялся.

Хотя на самом деле это вовсе не смешно: добраться сюда, на край света, рискуя жизнью, и обнаружить, что осуществить мечту можно только одним способом – пожертвовав жизнью. Просто отдав ее навсегда. Подарив. Не понарошку – насовсем.

Туров заморгал. И попытался вспомнить – а чего же он на самом деле хотел? С чем шел сюда?

– Туров, – прошептали мертвые губы.

– Туууров, – прошептали, качая пушистыми головами, цветы.