Мария Артемьева - Время последних

Но эти мысли не вызывали особых эмоций.

Решение принято.

Туров закончил работу, выключил всю лишнюю технику, встал и, кивнув на прощание хмурому в тот день Унбегауну, вышел в коридор. По крайней мере, с кошмарами будет покончено – в любом случае.

На сборы не понадобилось много времени.

В 9.12 по земным часам, принятым по традиции на Базе, он уже стоял, одетый в термический костюм, возле тамбура внешнего люка. Все, что, по его мнению, могло бы ему пригодиться в пути, и самое главное – плоский контейнер с запасом кислорода – Туров приготовил загодя, сложив в небольшой вещмешок.

Скафандр одевать не стал – слишком тяжелый, быстро передвигаться не позволит, а защиту от радиации зари, чисто теоретически, он обеспечивал только на 65 %. (Практически же, на себе, никто этого до сих пор не проверял).

Туров, просчитывая риски, намеревался вернуться. Именно поэтому не брал скафандр – делал ставку на скорость.

На левом рукаве термического костюма он прикрепил хронометр, выставив время на таймере. До взрыва неба оставалось 5 часов 28 минут.

Два часа, чтобы добраться до Леса Тысячи Крыльев, час там и еще два, чтобы вернуться. 28 минут неучтенного времени на всякие непредвиденности. Если не выходить из графика – свободно можно успеть. Нужно!

Туров мысленно обежал взглядом самого себя, надел кислородную маску, повернул вентиль на трубке, выдохнул и точным рассчитанным движением вставил карточку в прорезь цифрового замка. Вбил код, и, когда дверь вскрылась, шагнул через порог.

Закрываясь, люк тамбурного входа негромко чмокнул за его спиной.

«Поцелуй на прощанье», – подумал Туров. Обернулся, глянул, как гаснет свет за прочным бронированным стеклом, а ноги его уже бежали, уже несли его вперед.

Спотыкаясь на сыпучем песке, поддавая плечом падающий мешок со всякой походной мелочью, Туров бежал. В мешке что-то тряслось и погромыхивало – очевидно, он плохо уложил свое имущество. Но останавливаться и перекладывать его он, разумеется, не собирался.

«Надоест – брошу», – без всякого сожаления решил Туров. Взятые с собой мелочи могли бы пригодиться ему в дороге. Но ни одна из них не сумела бы спасти жизнь, если у него не получится вернуться до наступления взрыва неба.

Поэтому он бежал, без остановок и передышек, стараясь держать размеренное дыхание.

Бежал под огромным невероятным небом Гайи, где ярко и выпукло проступали очертания галактики и всего мироздания.

Он боялся поднять глаза на эту невероятную, чудовищную, неземную красоту гайянского неба – боялся вдохнуть ее в себя и захлебнуться, потому что столько красоты разом не видел никогда ни один человек – и кто знает? Возможно, это погубило бы его.

Может быть, если он поднимет глаза вверх – он уже не сможет двигаться, зачарованный, захваченный, плененный навсегда этой невероятной красотой. Умереть, пораженным красотой – возможно, это самая правильная смерть для человека.

Но сейчас у Турова другие задачи. Он ведь принял решение, и умирать ему нельзя.

Бежать становилось трудно: Туров двигался в гору. Несмотря на крохотный по земным понятиям уклон местности – не более 10 %, воздух уже на этой высоте делался все более разреженным. Не останавливаясь, на бегу, Туров поправил гибкую трубку с кислородной маской, и вывернул вентиль на ней почти полностью.

Бежать сделалось легче, хотя усталость уже давала себя знать.

Однако главное испытание ждало Турова впереди, и он старался не думать о нем. Меньше думать, чтобы не удариться в панику – уговаривал он сам себя.

Лес Тысячи Крыльев появился на горизонте узкой черной полосой и теперь рос, ширился и менял цвет.

По мере приближения полоса светлела, принимая сначала глубокий синий, а затем и прозрачный аквамариновый оттенок.

И так же по мере приближения нарастал шум – страшный для Турова шум птичьих крыльев. Их действительно были там тысячи: птицы почти полностью покрывали своими телами кроны высоченных, в 150–200 метров гигантских кремер. Издалека было видно, как они шевелятся – при полном отсутствии ветра вершины деревьев ходили ходуном, плескались и вились по ветру длинными волнистыми языками, закручиваясь гигантскими воронками то вправо, то влево.

Это не листья, не тяжелые и кожистые ремневидные листья кремер разносило вихрями по небу.

Это взлетали и снова садились птицы – громадные стаи птиц с лазоревым, как листва кремеров, оперением.

«Смогу ли я это пережить? – мелькнула в голове Турова трусливая мысль.