Nick Bachman - Seattle Overdrive

– Не забыл, уже есть.

– Так давай! Я же сказала, что не отвертишься.

– Не-не, не сейчас. Не хочется .

– Давай-давай, вон инструмент в углу стоит, – влез в разговор Рич. Кретин. Алану и Джейку было до лампочки, они говорили о своём.

– Да хватит вам, чёрт бы вас побрал!

– Давай!

– Ладно-ладно. Идите к чёрту, – сказал я обречённо.

Мишель наивно смотрела на меня, не моргая, – видно было, что она ожидает чего-то особенного: от этого становилось не очень уютно, я не знал, смогу ли я оправдать ожидания. Я всегда хотел известности, но не любил публики – она меня смущала – мне было тяжело с собой справиться и собраться. Однако мне хотелось прятаться от папарацци, натягивать бейсболку на глаза, находясь в общественных местах, делать вид «как я от этого всего устал». Хотел читать небылицы из газет про себя за завтраком, делать плохие вещи во славу себе и своей известности, и прикончить себя, не дожив до тридцати пяти, – так бывает, когда имеешь всё, но остаёшься подростком, тем же парнем с улицы. Вот такая несуразица. Как сказал один человек: «Найди то, что любишь, и пусть это убьёт тебя» 7 7 Фраза, сказанная Чарльзом Буковски (16.08.1920 – 09.03.1994) – американским прозаиком, литератором и поэтом немецкого происхождения. Буковски – представитель «грязного реализма» в литературе. .

Боже, опять я об этом…

– Хорошо, слушайте, демоны.

Я подстроил гитару, покрутив колки. Прокашлялся и начал:

– Там – там – пам – пам.

Я уже не помню ту песню, ей-богу, найти бы черновики, но думаю, всё это тщетно. А жаль. Сейчас она бы мне показалась диким бредом. Как и вся эта ситуация. Как и все ситуации до сих пор.

Все… самое сложное выступление в жизни: один на один – уж слишком интимно и близко. Мишель смотрит на меня, её глаза блестят, излучают радость и лёгкое смущение. Все мне похлопали – секунд пять – вроде понравилось.

– Нормально, мужик, мы должны добавить в альбом эту песню, ты не против? Не то чтобы мне очень понравилось, чисто для количества, – сказал Алан, валяясь на полу в позе сытого моржа.

– Можно, конечно, почему бы и нет. Мог бы и соврать, сказать, что она блестящая.

– Спасибо, Марлон, мне очень понравилось, лучший подарок для меня, серьёзно, – наконец прокомментировала Мишель.

– Я старался, Мишель, – сказал я, не слишком обрадованный вынужденным исполнением.

– Ты молодец.

Я снова включил музыку, и вечер пошёл в привычное русло. Снова закурил сигарету; подумал о разговоре с отцом, стал проигрывать в голове варианты развития событий – что ответить, что он может сказать. Ничего толком в голову не приходило – в смысле, ничего путного – только хуже становилось. Я решил поддаться общей волне – раствориться в сейчас, а это очень тяжело, почти невозможно, это сводит с ума: время замедляется, множество деталей открывается взору. Если честно, в состоянии «сейчас» мне удавалось пробыть не более двадцати минут за раз, может, год или два в своей жизни я и прожил по-настоящему, в остальном жизнь – просто автоматика, рефлексы. Пустые оболочки передвигаются по улицам, и я вместе с ними, такой же манекен. Кем-то отлитый кусок пластика. Но это нормально, стараться быть необычным вообще моветон. Но не об этом.

– Мар, ты чего загнался! – крикнул, пытаясь напугать, Джейк и бросил в меня пробкой – попал в щёку.

– А?.. Что?.. Ничего… просто задумался. Слушайте – может, пиццу закажем? Есть охота – ужас.

– Заказывай, чё. Я за, – сказал Рич.

– Сейчас… а сколько?

– Я думаю, стоит взять две, ведь нас много, – рассудила Мишель.

– Всякую дрянь едите. Это же яд форменный, – сказала Линда очень гордым голосом – как обычно. В шутку или нет – непонятно.

– Твои речи – это яд, а не пицца, – неожиданный заход от Рича.

– Чёрт, Рич, помолчал бы, говнюк.

– Да, не груби тут, – в шутку грозно сказал Джейк.

– Да пошли вы.

Мишель, Алан и Рич вышли на улицу проветриться. Остался я, Джейк и Линда. Наконец стало чуть тише.

– Джейк, ты работу нашёл? Приоделся, смотрю. Глядишь, и долг отдашь мне когда-нибудь? – спросил я.

Он, к слову, так и не вернул мне деньги, которые я ему одолжил полгода назад.

– Да… работу, мать твою за ногу.

– Работник месяца на криминальном поприще, – вставила неодобрительно Линда.

– Что? В каком смысле? Бабулю свою ограбил?

– Твою мамашу. Магазинчик одного араба… только не говори никому.

– Эм-м… ясно. А зачем? Всё так плохо? Не верится, что в этом была такая уж нужда, – поинтересовался я.