Анна Вашкевич - Семь снов. Семь слов. Рассказы

– Что с тобой, дочь? – удивленно воскликнул отец. – Ты перетрудилась со своей писаниной?

– Нет, мне… Кошмар приснился, – теперь все и вправду казалось кошмарным сном. Может, так оно и было…

– Кто принес горшок с шиповником? – спросила мать. Я оглянулась и увидела свой «героический» шиповник – привет из, к счастью, далёкого 2249-го года.

Вдруг за спиной отца…Боже, это Ангел! Он был огромен и ужасен, я с криком отскочила от двери.

– Ты что, Френкеля испугалась?

– Френкеля?

Отец посмотрел на меня как на круглую дуру:

– Да и вообще тебе пора меньше писать, а то однажды и нас не вспомнишь. Шучу, шучу, – поспешно прибавил он, увидев выражение моего лица, – в принципе, я всегда предлагал дать этому питбулю имя Драдемон. Тогда, в зависимости от настроения, его можно было бы называть Дармоедом, Димедролом или Пирамедолом…

Между тем пёс лениво вошел в кухню и прижался мордой к моим ногам.

–Прекрати паясничать, – одернула отца мама и обратилась ко мне:

–Мы с отцом устали после работы. Собачку не выгуляешь?

–Конечно! – радостно ответила я. Господи, Френкель, как же я могла про тебя забыть!

Это странно – идти к старой вешалке, на которой ничего не изменилось; выходить из дому и дышать чистым морозным воздухом, видеть в сумерках темную тайгу, ловить снежинки губами…Странно потому, что еще недавно я видела, как Ангелы съели моих друзей. Как горел последний в мире лес. Это странно, но волшебно, необъяснимо прекрасно.

Друзья… Теперь они, как ни странно, ещё не родились. И не скоро родятся.

Я напишу, напишу про всё, что со мной случилось, расскажу людям о том, во что мы превратим свою и чужую планеты… Лишь бы они послушали… Лишь бы из всего живого на Земле, кроме Ангелов, не осталась одна я с шиповником.

–Здравствуйте! – сказала я незнакомому старичку соседу, разгружавшему машину.

Френкель бежал рядом, спокойный и уверенный, прямо как я. Дай Бог, теперь всё получится…

Седенький, сгорбленный теперь уже профессор Дементьев посмотрел вслед уходящей девочке с собакой и, вздохнув, сказал:

–А ведь всё-таки они подружились – эти две расы…

Тихо догорала ночь. Скоро свет разрежет тьму, и начнется день, душный день. Но только не для него. Он не принадлежит этому дню.

Великое творчество – изобразительное искусство! В тончайших линиях скрыт секрет движения человека, прелесть нежного бутона или же шум бури. Все шедевры комиксов – от популярного во всем мире «Хеллсинга», американского «Спайдермена» до жемчужин CLAMP-a «Х» – поражают воображение настолько сильно, что человек уже никогда не станет прежним, едва его взгляд упадёт на страницы. Если ему не безразлично. По крайней мере, этому человеку – не безразлично.

Он был художником – одним из тех начинающих «салаг», у которых амбиции обратно пропорциональны умению. Но у него было то самое, что делает любого невзрачного творца гением и Богом – страсть искусства. Если музыка написана без страсти, рвения, поглощения и полной отдачи, она пискнет и потухнет в безжалостном мраке вечности. Никем не услышанная – к счастью. Если человек, пишущий книгу, не стонет от ран своего героя, не любит и не желает его возлюбленной, не плачет от горя персонажа – он жалкий графоман. Вот эта грань – не больше и не меньше. Только страсть. Она была у него сполна.

Откинут, прочь затупившийся карандаш; в старинную чернильницу приятно наливается черная, чернее не бывает, тушь. Он взял в руки острое, тоненькое пёрышко – на него накатилось сладостное возбуждение от предстоящей работы. Вся она была под стать ювелирной: тонкие полоски, толстые точки преобразуют линии простого карандаша в выпуклые пейзажи. Это болезненное удовольствие, когда указательный палец болит от постоянного упора в карандаш или перо, но так по-особенному скрипит под острым кончиком бумага; так удивительно в карандашные выемки вливается тушь – ни единого пятнышка! Разве кто-то сможет нарисовать точно так же?

Это не для посторонних – они бы засмеялись, увидев обложку с помпезным названием «Проклятый герой», а внутри – черно-белые эскизы пафосного рассказа. Проклятый герой не признает унижения и раболепия – он убивает нечисть и своих врагов. И ещё курит дорогие сигареты, пьет виски. И ещё лихо водит автомобиль. Все это очень смешно, однако Ему действительно нравился свой проклятый герой . Он так и уснул – за столом над незаконченным очередным листком комикса. Около его уха нарисованный мужчина говорил собеседнице: «Главное, ни секунды не сомневаться, а действовать».