Екатерина Оленева - Наследство

Он никогда с ней так не говорил. Никогда! Даже когда она была ребёнком, а тут…

– Папа, я уже взрослая женщина и в состоянии сама решить, что мне делать дальше. Как говорится, совершеннолетняя и дееспособная…

– Эти люди виновны в смерти твоей матери! Из-за них она умерла!

– Это ты так говоришь! Это твои слова. Не возражаешь, если я поеду туда и выслушаю обе версии?

– Не возражаю?! – взревел Джэй как раненный медведь. – Ещё как возражаю – категорически! Сунуться к ним всё равно, что голой задницей сесть на ежа! Или жопу засунуть в осиное гнездо! Не смей этого делать!!!

– Не ори на меня!

– Приеду – уши тебе оторву! Ты меня знаешь, Кора, у меня слово с делом ещё ни разу не расходилось. За шкирку оттуда выволоку! Как девчонку! За всю твою жизнь пальцем тебя не тронул, но тут отделаю там, что вмиг забудешь всякую блажь! И можешь потом хоть в какие органы писать на меня доносы – мне всё равно. Ты туда не поедешь! Не поедешь – и точка!

– Эта «блажь», как ты её называешь, стоит миллионы фунтов стерлингов!

Может, хоть это его образумит?

– Ах, вот оно что? – жёстко засмеялся Джэй. – Вот оно что? Миллионы, мать его, долбанным фунтов стерлингов! Тридцать, чтоб его, сребреников! – смачно выругался Джэй. – Деньги – изобретение дьявола, за большие суммы человек всегда расплачивается душой. Я прошу тебя, дочь, я приказываю, умоляю – не встречайся с этими людьми. Не езди в проклятое поместье.

– То есть, ты хочешь, чтобы я отказалась от всего: земли, особняка, счетов, возможности встретиться с людьми, знавшими и любившими мою маму? Отказаться от возможности узнать о её прошлом? Даже о том, как и почему она погибла – ты ведь никогда мне этого не рассказывал!

– Потому и не рассказывал, что хотел уберечь!

– Папа, я люблю тебя, очень люблю! – но твои приказы противопоставлены здравому смыслу.

– Корнелия!.. Ты не должна ехать, дочка! Просто поверь своему старику на слово.

– Не могу я не поехать, даже если бы и захотела – а я не хочу! Я подписала контракт и должна соблюдать условия. Едва ли у нас с тобой хватит средств его расторгнуть. И если у тебя нет аргументов поважней, чем просто «поверь мне», давай уже поставим на этом точку?

– Доченька, дорогая, я не могу тебе рассказать – если расскажу, ты сочтёшь меня старым маразматиком, выжившим из ума, но очень тебя прошу – не езди! Ты в опасности! Ты в страшной опасности. Я совершил ошибку, что не рассказал тебе всего раньше, но я пытался тебя уберечь. Поверил, что раз столько лет всё тихо, то буря не грянет…

– Папа, я поеду. Это решено и не обсуждается.

Несмотря на усталость Кора никак не могла заснуть, слишком огорчённая, взбудораженная и взволнованная разговором с отцом. Когда же сон всё-таки пришёл, то он промелькнул быстро, как тень от крыльев птицы – вроде было, но слишком мимолётно и быстро.

Её разбудил монотонный крик будильника из мобильного. Будучи классической совой, вынужденной вести жизнь жаворонка, Кора встречала утро без особой радости, когда оно начиналось в шесть. Совсем другое дело, если это случалось в девять, но такая радость была лишь по праздникам.

Всё же, «вперёд, за приключениями» просыпаться легче, чем «просто на работу». С головной болью помогло справиться лекарство, с остатками сна – кофеин, с общей разбитостью тела – бодрящий душ и вот, к условленному часу, она была готова.

Дориан, в свой черёд, с королевской пунктуальностью прибыл на место, практически минута в минуту. Спрятавшись за занавеской, Кора наблюдала за тем, как, выйдя из машины, прислонившись бедром к капоту, он в ожидании её появления развлекался тем, что поигрывал ключами на пальцах, время от времени бросая нетерпеливый взгляд в сторону подъездной двери.

Ветер трепал его волосы, небрежно ласкал их невидимой ладонью. Кора поймала себя на мысли, что тоже не прочь зарыться руками в его волосы, чтобы ощутить их тепло и шелковистую мягкость.

Словно почувствовав незримое присутствие девушки, ощутив на себе её взгляд, Дориан поднял голову и Корнелия невольно отпрянула от окна назад, хотя точно знала, что видеть её он не мог.

Почему же глядел так, будто видел?

Кора отметила, что отсутствие привычной ехидной ухмылки на его аристократическом лице делает Дориан серьёзным, сосредоточенным, меланхоличным и бледным. Что за печаль лежит на его сердце? Хотела бы она узнать.

Менее, чем через четверть часа Кора подходила к его новенькому Бентли.