Стивен Кинг - Воспламеняющая

– Вы не хотите узнать? – спросила она. – Не хотите узнать, что произошло с нами после того, как мы взяли ваш автомобиль и уехали?

Он прекратил свое занятие и улыбнулся ей.

– Решили подождать, пока ты будешь готова все нам рассказать, кнопка.

Выражение ее лица, бледного, напряженного, серьезного, не изменилось.

– Вы меня не боитесь?

– А должен?

– Разве вы не боитесь, что я вас сожгу?

– Нет, кнопка, не боюсь. Позволь мне кое-что тебе сказать. Ты уже не маленькая девочка. Может, еще и не совсем большая – где-то посередине, – но точно не маленькая. Ребенок твоего возраста – любой ребенок – может при желании добраться до спичек и поджечь дом, но мало кто так делает. Да и зачем? С чего у детей может возникнуть такое желание? С чего оно может возникнуть у тебя? Ребенку твоего возраста, если у него есть мозги, уже можно доверить и перочинный нож, и спички. Так что – нет. Я не боюсь.

Тут лицо Чарли расслабилось. На нем отразилось огромное облегчение.

– Я вам расскажу, – сказала она. – Я расскажу все.

И начала говорить, и по-прежнему говорила, когда часом позже вернулась Норма. Норма остановилась в дверях, слушая, потом медленно расстегнула пальто и сняла его. Поставила сумку на столик. А Чарли все говорила, юным, но в то же время будто древним голосом, говорила и говорила, рассказывая все.

И к тому времени когда она закончила, Мандерсы поняли, какими были ставки прежде и насколько они выросли теперь.

Пришла зима, но окончательного решения они так и не приняли. Норма и Ирв вновь ходили в церковь вместе, оставляя Чарли одну, строго предупредив не отвечать на телефонные звонки в их отсутствие и сразу спускаться в подвал, если кто-то подъедет к дому. Слова Хоффрица о попугае в клетке не давали Ирву покоя. Он купил учебники – в Олбани – и начал сам учить Чарли. Хотя она все схватывала быстро, учитель из него был никудышный. У Нормы получалось чуть лучше. Но иногда они сидели на кухне вдвоем, склонившись над учебником по истории или географии, и Норма смотрела на него с вопросом в глазах… вопросом, на который Ирв ответить не мог.

Пришел Новый год. Февраль. Март. День рождения Чарли. Подарки покупали в Олбани. Как попугаю в клетке. Чарли особо не возражала, и бессонными ночами Ирв говорил себе, что для нее это, возможно, наилучший вариант, период медленного выздоровления, когда каждый день тянется долго и спокойно. Но что за этим последует? Он не знал.

В начале апреля два дня шел сильный дождь. К утру третьего растопка отсырела до такой степени, что Ирв не смог разжечь кухонную плиту.

– Отойдите на секундочку, – попросила Чарли, и он отошел, решив, что она хочет что-то рассмотреть. Почувствовал, как мимо пронеслось нечто, нечто тугое и горячее, а мгновением позже растопка уже ярко горела.

Обернувшись, он уставился на Чарли широко раскрытыми глазами, а она смотрела на него с нервной, виноватой надеждой.

– Я вам помогла, правда? – спросила она дрожащим от волнения голосом. – Это не было плохо, верно?

– Верно, – кивнул Ирв. – Если ты можешь это контролировать, Чарли.

– Маленькие огни я контролировать могу.

– Только не делай этого при Норме, детка. Она наложит в штаны.

Чарли слабо улыбнулась.

Ирв помедлил и сказал:

– От себя добавлю, что если ты можешь избавить меня от возни с растопкой, не стесняйся. У меня никогда не получалось.

– Могу. – Ее улыбка стала шире. – И я буду осторожна.

– Конечно, – кивнул он. – Конечно, будешь. – И ему вспомнились мужчины на крыльце, пытавшиеся потушить горящие волосы.

Чарли, конечно, поправлялась, но ей по-прежнему снились кошмары, а ела она без аппетита. По мнению Нормы Мандерс, не ела – клевала.

Иногда Чарли просыпалась от этих кошмаров невероятно резко, ее выбрасывало из них, словно катапультировавшегося пилота истребителя. Так случилось и одной ночью на вторую неделю апреля: только что она спала, а в следующее мгновение уже сидела на узкой кровати в дальней спальне, полностью проснувшаяся, мокрая от пота. Кошмар еще оставался с ней, яркий и ужасный (кленовый сок тек рекой, и днем Ирв взял Чарли с собой поменять ведра; во сне они собирали сок, она услышала за спиной какой-то звук, оглянулась и увидела Джона Рейнберда, подкрадывавшегося к ним, перебегавшего от дерева к дереву, практически невидимого; его единственный глаз блестел злобой, в руке он держал пистолет, из которого убил ее отца, и подбирался все ближе). Потом сон померк. К счастью, она быстро забывала свои кошмары и все реже просыпалась с криком, пугая Ирва и Норму, которые прибегали в комнату, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.