Стивен Кинг - Воспламеняющая

«Наша ситуация напрямую связана с национальной безопасностью, – сказал им Таркингтон в тот ужасный вечер. – Вы должны это понять. Нам это не нравится, но вас нужно заставить мыслить здраво. Есть много такого, о чем вы имеете весьма смутное представление».

«Я знаю, что вы пытались убить невооруженного мужчину и его маленькую дочку», – ответил Ирв.

Таркингтон холодно улыбнулся – улыбкой, предназначенной людям, которые по глупости считали, будто знают, как государство заботится о своих подданных, – и ответил: «Вы не знаете, что видели и что это значит. Моя задача не в том, чтобы убедить вас в этом, а в том, чтобы убедить вас никому ничего не говорить. Итак, смотрите: не нужно делать из этого проблемы. Чек не облагается налогом. Денег хватит на восстановление вашего дома и на оплату больничных счетов. Что-то еще и останется. И удастся избежать многих неприятностей».

Неприятностей , думала теперь Норма, слушая, как доктор Хоффриц ходит по дальней спальне, и глядя на свой практически нетронутый ужин. После ухода Таркингтона Ирв посмотрел на нее с улыбкой, но в его глазах стояли боль и обида. «Мой отец всегда говорил: если участвуешь в состязаниях по говнометанию, важно не сколько бросишь ты, а сколько свалится на тебя», – сказал он.

Они оба выросли в больших семьях: у Ирва было три брата и три сестры, у Нормы – четыре сестры и один брат. Плюс дядья, тетушки, племянницы, племянники, кузины и кузены. Родители, бабушки и дедушки, тести и тещи, свекрови и свекры… и как в любой семье несколько нарушителей закона.

Согласно бумагам Таркингтона, один из племянников Ирва, парень по имени Фред Дрю, которого Ирв видел от силы три или четыре раза, выращивал у себя в огороде в Канзасе марихуану. Один из дядьев Нормы, подрядчик, был по уши в долгах из-за рискованных проектов в Техасе. Звали его Майло Бридлав, он кормил семью из семи человек, и одного слова государственной структуры хватило бы, чтобы его карточный домик рухнул. Сестра Ирва (троюродная, он видел ее однажды и даже не помнил, как она выглядела) шесть лет назад присвоила небольшую сумму в банке, где работала. Банк вывел ее на чистую воду, но в суд обращаться не стал, чтобы избежать огласки. Женщина за два года выплатила все деньги и добилась определенных успехов со своим салоном красоты в Норт-Форке, штат Миннесота. Но хотя она уладила свои разногласия с банком, ее все равно могли привлечь к суду по какому-то федеральному закону, регулирующему банковскую деятельность. В ФБР лежало досье на младшего брата Нормы, Дона. В середине шестидесятых он участвовал в деятельности организации «Студенты за демократическое общество» и мог иметь отношение к планам по подготовке взрыва отделения «Доу кемикал компани» в Филадельфии. Улик для судебного преследования не было (и Дон говорил Норме, что в ужасе порвал со «Студентами», едва понял, куда дует ветер), но если бы эта информация попала в корпорацию, в которой сейчас работал Дон, его бы, безусловно, уволили.

Список казался бесконечным. Бубнящий голос Таркингтона заполнял маленькую палату. Самое интересное он приберег напоследок. Когда в 1888 году его прадед и прабабушка прибыли в Америку из Польши, их фамилия была Мандровски. Они были евреями, так что в Ирве текла еврейская кровь, хотя со времен его деда, который женился на гойке, иудаизм в семье не исповедовали. Отец пошел по стопам деда (да и Ирв тоже, женившись на Норме Бридлав из семьи методистов). Но в Польше оставались Мандровски, а Польша находилась за «железным занавесом», и ЦРУ при желании могло сильно усложнить жизнь родственникам Ирва, которых тот никогда не видел. Евреев за «железным занавесом» не жаловали.

Наконец Таркингтон замолчал. Он вернул папку в дипломат, захлопнул его, поставил между ног и весело посмотрел на Мандерсов, будто хороший студент, блестяще справившийся с полученным заданием.

Ирв лежал, ощущая колоссальную слабость. Он чувствовал на себе взгляд Таркингтона и особо не возражал, но Норма тоже смотрела на него, озабоченно и вопросительно.

Я тебя умоляю, ‘одственники в ста‘ой ст‘ане? – подумал Ирв. Давний штамп, даже забавный, но почему-то смеяться совсем не хотелось. Когда они перестают считаться твоими родственниками? Став четвероюродными? Шести? Восьми? Христос в люльке. А если мы не пойдем на поводу у этого самодовольного ублюдка, и они отправят их в Сибирь, что мне тогда делать? Послать им открытку с объяснением, что они работают на соляных копях, потому что я подвез маленькую кнопку и ее отца, голосовавших на дороге в Гастингс-Глен? Христос в люльке .