Стивен Кинг - Воспламеняющая

– Это хорошо. – Мужчина, который не был библиотекарем, встал. – Но со своей стороны, я помню вывод компьютера о том, что Эндрю Макги наверняка перегорел.

Улыбка главы Конторы увяла.

– Хорошего вам дня, шеф. – И мужчина, который не был библиотекарем, вышел из кабинета.

В тот же ноябрьский день мужчина во фланелевой рубашке, фланелевых брюках и высоких резиновых сапогах рубил дрова под затянутым белесыми облаками небом. В этот теплый день перспективы очередной зимы выглядели весьма отдаленными: температура воздуха поднялась до комфортных пятидесяти градусов [35]. Куртка мужчины, которую его убедила надеть жена, висела на заборе. За его спиной, у стены старого амбара, лежала гора оранжевых тыкв. Некоторые из них, увы, уже начали подгнивать.

Мужчина поставил очередное полено на колоду для колки дров, размахнулся топором и опустил его. С приятным стуком половинки полена упали по обе стороны колоды. Мужчина наклонился, чтобы бросить их к другим, когда за его спиной раздался голос:

– У вас новая колода, но след от старой остался. Он все еще здесь.

Вздрогнув, мужчина обернулся. Непроизвольно отступил на шаг, уронив топор на черное, выжженное пятно. На мгновение решил, что перед ним призрак, печальный призрак ребенка, поднявшийся из могилы на кладбище «Дартмут-Кроссинг», которое находилось в трех милях дальше по дороге. Бледная, грязная, худая девочка с запавшими блестящими глазами, в обтрепанном и рваном сарафане. По правой руке почти до самого локтя тянулась воспалившаяся царапина. На ногах девочки было что-то, напоминавшее разбитые кожаные туфли.

А потом, внезапно, он ее узнал. Та самая девочка, которую он видел год назад. Она называла себя Роберта, и у нее в голове был огнемет.

– Бобби? – спросил он. – Пресвятая шляпа, Бобби?

– Да, след все еще здесь, – повторила она, словно не услышав, и внезапно он понял, почему у нее блестят глаза: она плакала.

– Бобби, дорогая, что случилось? Где твой отец?

– Все еще здесь, – в третий раз повторила она и потеряла сознание. Ирв Мандерс едва успел ее подхватить. Опустившись на колени в палисаднике, укачивая девочку на руках, Ирв Мандерс закричал, зовя жену.

Доктор Хоффриц приехал в сумерках и находился в дальней спальне с девочкой уже минут двадцать. Ирв и Норма сидели на кухне и больше смотрели на свой ужин, чем ели. Время от времени Норма бросала на мужа взгляд, не обвиняющий, а вопросительный, и на ее лице читался страх, не в глазах, а вокруг них, как у женщины, которую донимает головная боль или боли в пояснице.

Мужчина по фамилии Таркингтон навестил их на следующий день после большого пожара: приехал в больницу, в которой находился Ирв, и передал им свою визитку: «УИТНИ ТАРКИНГТОН, ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ УРЕГУЛИРОВАНИЕ».

– Вам бы лучше отсюда уйти, – сказала Норма. Ее губы поджались и побелели, а на лице было то же выражение, что и теперь. Она указала на перевязанную руку мужа. Из толстой повязки торчали дренажи, и они причиняли Ирву сильную боль. Он сказал ей, что прошел большую часть Второй мировой войны, пострадав лишь от одного приступа геморроя. А чтобы получить пулю, пришлось вернуться домой в Гастингс-Глен. – Вам бы лучше отсюда уйти, – повторила Норма.

Но Ирв, который, вероятно, успел подумать, возразил:

– Скажите, что должны, Таркингтон.

Таркингтон достал чек на тридцать пять тысяч долларов – не от правительства, а от крупной страховой компании. Но не от той, с которой имели дело Мандерсы.

– Нам не нужны ваши грязные деньги, – хрипло сказала Норма и потянулась к кнопке вызова над кроватью Ирва.

– Я думаю, вам лучше выслушать меня, прежде чем сделать что-то, о чем впоследствии, возможно, придется пожалеть, – вежливо и спокойно ответил Уитни Таркингтон.

Норма посмотрела на Ирва, и тот кивнул. Ее рука неохотно упала, не коснувшись кнопки.

Таркингтон принес с собой дипломат. Он положил его на колени, открыл, достал папку с фамилиями «МАНДЕРС»и «БРИДЛАВ».Глаза Нормы широко раскрылись, у нее скрутило живот. Бридлав, ее девичья фамилия. Кому приятно увидеть папку со своей фамилией в руках государственного чиновника? Как знать, какие там хранятся сведения, какие секреты?

Таркингтон говорил минут сорок пять, тихо и размеренно. Иногда иллюстрировал свои слова ксерокопией из папки «Мандерс/Бридлав». Норма просматривала эти листки, поджав губы, потом передавала Ирву, лежавшему на больничной койке.