Далия Трускиновская - Монах и кошка (Кайдан)

– Отпусти меня, благочестивый монах! – взмолился старикашка. – Что тебе с меня взять? Денег у меня при себе немного, едой я и так поделюсь!

– Да ты, никак, за разбойника меня принял! – обрадовался Бэнкей. Ну, а я принял за разбойника тебя.

И это было правдой.

Бэнкей заприметил гадальщика издали, сквозь ветки, приближаясь к повороту дороги, и даже подумал – а не встать ли за деревом самому? Он знал повадки этой братии – привязываться к всякому прохожему, обещая ему сундуки с золотом и покровительство самого государя, если прохожий его, гадальщика, послушается. Денег Бэнкей с собой не имел вовсе, а слушать всякую чушь совершенно не желал.

В какую-то минуту он понял, что и гадальщик его заметил. Делать нечего – Бэнкей со вздохом дошел до поворота. И тут обнаружил, что никакого гадальщика нет, зато следы соломенных сандалий, сворачивая с тропы, уводят за толстое дерево.

Бэнкей огляделся.

Других свежих следов на снегу поблизости не было. Но недавно тут проехали молодые господа – и не настигли ли их, вместо ночной нечисти, вполне обыкновенные дорожные грабители? Тот, кто спрятался за деревом, вполне мог из-за этого дерева напасть.

Бэнкей остановился, как бы задумался, почесал в затылке, воткнул в снег посох, положил рядом суму из холстины и уверенно направился в кусты – как направляются туда по нужде. Сделав круг, он оказался за дубом, откуда и извлек гадальщика.

– Какой из меня разбойник? – прошамкал старикашка. – Ты погляди на меня – у меня и брови уж от старости пожелтели.

– Брови у тебя пожелтели, это правда, – согласился Бэнкей, – и на вид тебе столько лет, как будто ты гадал еще самому Ямато Такэру. Что же ты в такие преклонные годы бродишь по дорогам, да еще зимой? Неужели нет у тебя внуков, чтобы кормили тебя и ухаживали за тобой?

– Может, и есть, – подмигнул старикашка, – кто ж это может знать? Отпусти меня, монах, я пойду своей дорогой, а ты – своей!

– Деньгами не поделишься? – из любопытства спросил Бэнкей, шиворота, впрочем, из руки не выпуская. Ему все в этом гадальщике не нравилось – и довольно новая, теплая одежда, явно с чужого плеча, и старательное шамканье, не говоря уж о дурацкой попытке спрятаться за деревом.

– Поделюсь, поделюсь! – решив, что все дело только в этом, обрадовался старикашка. – Да отпусти же ты меня, благочестивый монах, чтобы я мог достать деньги!

– Твои руки свободны, – возразил Бэнкей, таща за собой гадальщика к тому месту, где оставил суму и посох. – А что касается денег, то я могу взять в виде пожертвования лишь деньги, заработанные честно. Если же они попали к тебе неположенным путем – оставь их себе, и пусть они отягощают твою карму. Я дурных денег в свой монастырь не понесу.

– Деньги я заработал честно – мне их заплатили молодые господа за хорошее гадание, – заявил старикашка. – Я посоветовал им сменить направление пути. Так что возьми немного и ступай своим путем!

– Это были двое молодых господ в красивой повозке, запряженной рыжим быком с белыми ногами? – уточнил Бэнкей. – И за повозкой следовали носилки?

– Да, и кэраи вели в поводу прекрасного коня цвета метелок тростника. Я поделюсь с тобой этими честно заработанными деньгами, если ты меня отпустишь, – пообещал гадальщик.

– Почему же ты спрятался от меня?

– Я не хотел тебе гадать, – признался старик. – Если вы, монахи, привяжетесь, то уж не отвертеться. А платить мне за гадание ты не стал бы. Видишь ли, я тороплюсь – хочу до темноты попасть в селение. Неохота в такой холод ночевать в кумирне на перекрестке.

– Раз так, то ступай, – позволил Бэнкей, отпуская шиворот.

Старикашка с неожиданной прытью отскочил от монаха.

И тут только Бэнкей ощутил неладное.

Сперва легкой судорогой свело пальцы рук и ног. Потом мелко задрожало что-то в животе и сам собой подтянулся зад.

А старикашка оскалил крепкие желтые зубы, издал что-то вроде скрипучего «Х-хе! Хе-хе! ..» и стал медленно пятиться.

Бэнкей метнул в него посох. Острый конец того монашеского посоха при нужде мог бы пробить и ворота, особенно если не новые, а уже малость подгнившие. Старикашка увернулся.

И тут на снег легли синие тени. Внезапно подкрался вечер.

Фальшивый гадальщик сложил пальцы в хитроумную корзинку, набрал в грудь воздуха и резко выдохнул.

Эти приемы Бэнкей тоже знал. Перед тем, как поселиться в монастыре, он обучался у горных отшельников – ямабуси, где и познакомился с тэнгу Остроносом.

Нечисть собиралась с силой, а день уступал место ночи.