Лев Гроссман - Земля волшебника

Из физиков его, во всяком разе, не выгонят. Что такое ремонт мелких вещей, как не физика.

– Все, свободны, – сказала Перл. – Фогг, возможно, даст вам группу мелкой починки на первом курсе.

– Очень может быть, – согласился Квентин.

Они как в воду глядели.

Квентин надеялся, что учительская карьера принесет ему удовлетворение. Удовольствия от нее он не ждал, но получил и его в виде бонуса.

Пять дней в неделю, в девять утра, он становился перед своими студентами с мелом в руке, видя на их лицах ужас, полное отупение, скуку – ничего более. Должно быть, он и сам в студенческие годы так выглядел. Будучи одним из многих, ученик склонен забывать, что профессор хорошо его видит.

Первая его лекция не имела успеха. Квентин заикался, повторялся, терял нить и замолкал, пытаясь вспомнить, к чему он, собственно, вел. За свою пару он намеревался охватить десять пунктов, но из боязни слишком рано закончить растянул первый на полчаса и проделал галопом девять оставшихся. Учительству, как и всему на свете, следовало учиться.

Постепенно, впрочем, ему стало ясно, что он по крайней мере знает, о чем говорит. Не особенно удачливый в жизни и в любви, он тем не менее обладал обширным запасом практических сведений в области сверхъестественного; требовалось всего лишь переложить эту информацию из своей головы в головы первокурсников, делая это должным порядком. На правление волшебным королевством не очень похоже, но Филлори, признаться, в нем не так уж нуждалось и управлялось большей частью само собой. Другое дело эти ребята: без него они потонут в магической азбуке. Им он был нужен, и сознавать это было приятно.

Помогало и то, что он теперь знал свою специальность. Он всегда считал себя неплохим магом, но в расплывчатом смысле, и лишь теперь понял, для чего приспособлен. Стоило дать Квентину что-нибудь сломанное, оно приходило в себя, как после дурного сна, и вспоминало, чем было раньше. Безнадежно разбитая кофейная чашка обретала былую уверенность. «Я не всегда была такой, нет! – будто бы говорила она. – У меня была ручка, и я удерживала жидкость в себе, не проливая ничего на пол».

Небольшая помощь со стороны Квентина, и она снова делалась прежней. Он уже и забыл, как любит колдовать, даже по столь мелким поводам. Чародействуя, ты как будто находишь слова, которые всю жизнь вертелись на языке, не даваясь тебе – и вдруг вспомнились. Правильное заклинание вызывает точно такое же чувство: вот что я имел в виду, вот что хотел сказать. От него требовалось только объяснить это ученикам. Предполагалось, что он, как штатный преподаватель, должен также вести исследовательскую работу, но темы для нее он пока не нашел и ограничивался преподаванием. Пять дней в неделю: лекция в девять, практические занятия в два.

Профессорская жизнь Брекбиллса, в которую он параллельно входил, от студенческой отличалась не так уж сильно. Домашнюю работу он больше не делал, зато готовился к лекциям, и хорошо – чем еще заниматься по вечерам? Со студентами он, как и положено, вне учебных часов не общался, а коллеги, намеренно или нет, пока что предоставляли его самому себе.

В Брекбиллсе, по слухам, завелось привидение. Фогг лопался от гордости, хотя сам не видел его и непонятно было, кто видел. Во всех старых европейских колледжах они якобы имелись, и школа магии без своего привидения там должным образом не котировалась. Библиотека так и не изжила свои проблемы после давнего эксперимента с летучими книгами: отдельные экземпляры в дальних углах хранилища приобрели автономию и начали размножаться. Студенты испытывали шок, наблюдая акты зачатия. Отпрыски художественных книг, предсказуемо вторичные, варьировали родителей, потомки научных получались невероятно занудными, наибольшую жизнеспособность демонстрировали гибриды. Библиотекарь считал, что книги просто неправильно подбираются в пары, и предлагал вязать их насильственно. Тайное заседание библиотечного комитета относительно этичности подобной книжной евгеники было бурным, но ни к чему не пришло.

Квентин погружался в густую успокоительную атмосферу Брекбиллса заново, как тонущая в меду пчела. Иногда он ловил себя на мысли, что неплохо бы остаться здесь навсегда – и, возможно, остался бы, если бы не внезапная смерть отца.

Квентина, который давно не чувствовал себя близким ему и почти не вспоминал ни о нем, ни о матери, это застало врасплох. Ему как-то в голову не приходило, что отец может умереть. Жил он неприметно и ушел из жизни с той же фирменной неприметностью: скончался от удара во сне. Даже маму умудрился избавить от пробуждения рядом со своим остывающим телом: она вела художественный курс в Провинстауне, и покойника обнаружила уборщица, украинка-католичка, подготовленная к таким событиям куда больше, чем мама. Случилось это в середине октября, месяца через полтора после возвращения Квентина в Брекбиллс. Новость ему сообщил декан Фогг, получив ее по единственному в колледже древнему телефону.