Сергий Горн - Проводник. Возвращение зари. Его единственная книга чернилами света написанная

Побег из плена и пробуждение от того странного сна потребовали вложить много жизненной энергии и человеческих сил. Ему придётся дальше медленно двигаться, пока силы не восполнятся в мышцах, а в сердце смелость.

Дойдя до избы, он понимает только сейчас, что у него следа больше нет, а лишь остались последствия на теле вроде ожогов.

К всепоглощающему удивлению, дед, живший в том жилище, услышав шаги снаружи и ругань человека, отозвался. Он был не готов принять незваного гостя и выглядел рассеянным. Но незваный гость ему объявил, что в края его неожиданно нагрянула беда больших масштабов. Мир его утонул во марком мраке, и звёзды с неба пали в небытие, а лишь чёртова луна оставалась на чёрном полотне неба и тусклым светом превращала зелень и цветы в невиданные состояния.

После сказанных слов старик нахмурил брови и веки опустил; казалось, он уснул. Потом быстро вскинул брови и посмотрел на незваного гостя глазами, полными печали. Дед вспомнил, как не так давно его девочка ушла в лес грибов собрать немного для супа. В то время он почувствовал какое-то недомогание, слабость в себе. Грибы в том лесу имели целебные свойства, которые привели бы в здравые чувства его сущность.

Старик заплакал. Заплакал от бессилия и безысходности. Лицо ещё более побледнело и источало болезнь в великой старости. Его высокий лоб покрывали глубокие морщины, точно уродливого вида рвы, а щёки – впадины, у которых, казалось, не было дна. Глаза потухли, словно две диодные лампочки в старой люстре. Кашель продолжался, как и ранее. Слёзы не останавливались, заполняя Марианские впадины, а затем, переливаясь через край, ручейками стекали по седой бороде и исчезали в слизи липкой ночи. Вдали, где-то над лесом, грохотало и сверкали раздражительные молнии. Дождя не было.

XI.Душа молчит у автора в груди, но слёзы льются из глаз солёно-жгучею струёй. Он пишет о том, что было, что прошло и возврату в настоящее не подлежит, ибо не вернуть потерянные минуты, часы, дни и даже медленные года.

Рассказ закончен писателем, а редактор проверил текст перед печатью. И корректор произвёл зачистку. Никто не вернётся, никто не возьмётся, чтоб перепроверить, а может быть, переписать рассказ заново. Сборник рассказов закрыт, никто не уцелел, и ничто не проникло по неведению. Издан для каждого на Земле поштучно, и книга на полку поставлена. Лишь память попытается воспеть её томный взгляд и губ нежных неспешность в те былые минуты, когда, ею вдохновившись, писал стихи неутомимый герой под сердечной сенью прекрасных лип внутри себя. Но взмах её прощальных белых лебяжьих крыльев у него на глазах навеял слёзы. И теперь лишь остаётся посылать тайные взгляды, потому что не вернуть утраченные мгновения любви, а минуты те уж уплыли по водам забвения к царству мёртвых, где в холоде страшном слышен протяжно цокот дьявольских копыт. Одинокий лебедь – вечный лебедь .

– Где твоя лебёдушка? Где твоя ро́дная? – я лишь в мыслях с грустью произношу слова эти.

– Она не его! Не его она! – мне отвечает седая неизвестность.

Но после всего-всего часто заходит солнце к нему в комнату. Они подолгу смотрят туда, где плывёт пароход, хотя рядом не протекают реки в глубоких руслах; где летит по величественно-голубому небу самолёт, хотя в этот момент они не пролетают; где вдоль той реки мчится на всех парах, но перед городом сбавляя железный ход, быстроходный поезд. И Сергей Пустынный мечтает, как бы уплыть, или уехать, или улететь за дальний горизонт, где повсюду Юг и радость, а не одиночество тьмы, что вечно марает сердце равнодушием подлой пустоты. А солнце, услышав его потаённые желания, успокаивает, говоря, чтобы тот подумал, что всё это происходит не с ним, а с кем-то другим. Но от одиночества не убраться и некуда скрыться. Он – словно цветочек, живущий на каменистом берегу недружелюбного моря. Там солнышко всегда ласкает лепестки теплом, а дождик моет и поит его пресной водой, чтоб продлились дни как можно дольше. И со временем он привыкает к одинокому образу каменной жизни. И Небо, видя то, как он смирился с одиночеством и как при этом в дикой местности остаётся всегда красив, радуется. Но не море. Оно ревнует, злится и, однажды с ветром сговорившись, вырывает с корнем красоту земную. Небо плачет. И море, поигравшись вдоволь, бросает на берег песчаный, чтоб умер цветок до конца, превратившись в чёрный прах. Но солнце под закат разогрело воздух остывший ветром, и Небо вывело на прогулку маму с девочкой. И девочка радовалась бесконечно игривому свету, какой посылало солнышко, и Небу, что обозначило красиво горизонт облаками-журавлями. И тут наткнулась на цветок, затянутый песком.