Ты прости за паденья, о, Господи Боже!
И позволь мне принять Кровь и Тело ещё,
Чтобы слёзный источник наполнился снова
И в молитве стекал бы по впадинам щёк.
Протоиерею Петру Иващенко (Почеп)
Я всецело осознал в пучине страданий,
Что я грешен во многом – я пленник греха,
А душа оттолкнуться стремится от грани
Запустенья, чтоб тверди коснулась нога.
Но не тверди земного – небесного края,
Где в любви и спокойствии буду храним,
Где лишений, страданий не будет и, зная,
Что там буду, как многие, только живым!
Но нелёгок большой груз моих прегрешений —
Постоянно он тянет до мрачного дна.
Я пытаюсь всплывать, оставаясь мишенью
Для бушующих волн, для забвенья и сна.
А ведь только молитва сердечная к Богу
Укрощает волну, что взмывает с глубин
Яд смертей, тормозящих к спасенью дорогу,
Отнимающих силы натруженных спин.
Протоиерею Виталию Кругликову (Почеп)
Пройдёт немного времени,
и я с тобой встречусь для беседы,
о, добрый пастырь мой,
но встреча для меня внезапна будет…
По поверхности моря к небесному краю
Сквозь шторма, сквозь забвенье и вечные сны
Корабли безмятежным ВСЕГДА проплывают,
Извлекая людей из ревущей волны.
Иногда моряки вглубь ныряют с отвагой —
На корабль поднять чуть живые тела,
Обречённые сгинуть вовеки под влагой,
Где в объятиях смерть ожидать их могла.
И вот так корабли проплывают без страха,
Хоть и волны стеной налегают на нос
И пытаются вмиг со зловонием праха
Поглотить в глубину под потоками слёз.
Но лишь брызги от них непомерно взлетают
Над намоленным баком – и те, обратясь
От порыва ветров в волчеводную стаю,
Увлажняют их дух и небесную связь.
И меня извлекут и поднимут на судно
Моряки, закалённые бурей и тьмой.
Но вначале мне будет пронзительно трудно
Плыть, следя за соблазнами волн за кормой.
Мне б совсем не писать о гнетущей печали,
Поглотившей стихи о чудесной Любви,
Что придут и прославят славянские дали,
Где в ветвях схоронившись поют соловьи;
Где заря Светоносная пламенем алым
В темноте начинает дня ветреный путь,
А лучистое солнце продолжит за малым
Лес будить и пропаривать путнику грудь.
Мне б отбросить печаль от пропащего дома,
Протереть запотевшие стёкла от слёз,
Заглушить перезвоны душевного стона
И взрастить в палисаднике женственность роз.
Он вечным стал, он кем-то был закрыт
В старинном склепе средь гранитных плит,
Английских надписей и кратких дат.
Там веет из глубокой бездны хлад,
А в мире нашем талая Любовь
Течёт из сердца к сердцу вновь и вновь
И оставляет нежный долгий след
На тихих заводях чудесных лет.
…И я открою настежь двери,
А он ворвётся, шумный, в дом,
Оставив в сердце чувство веры,
Любви, надежды перед сном.
С собой внесёт юлой из сада,
Бывает, запах алых роз,
И свежесть летнего заката,
И блеск далёких ясных звёзд.
Никто с любовью в целом свете
Не может нам в беде помочь,
Лишь только вечно Божий ветер
К таким, как мы, приходит в ночь.
Свет лунный вновь в окно струится,
Ложась на стену птицей белой,
И отражает эта птица
Раскрытыми крылами смело
Веков тяжёлое томленье,
Где боль Земли и боль людская
Частично предана забвенью,
А часть живёт в умах, страдая.
Она б хотела тоже кануть
Вслед за ушедшей болью жгучей —
Не ёжить трепетную рану
Души, сгущаясь грозной тучей.
Давно в пути Большое Солнце
Он всё ж вернётся,
Ты только жди.
Теплом прижмётся
К твоей груди
И скажет ясно
О том, что он
Спугнул напрасно
Крылатый звон
Часовни дикой,
Где трын-трава,
Святые Лики
Заслав едва,
Шуршит так странно,
Что в этот шум
Ползут туманы
Под тяжесть дум.
Он всё ж вернётся
Теплом к груди —
Большое Солнце
Давно в пути.
С рассветом день пришёл вслед тьме ушедшей,
Где звёздный свет струился вглубь страны,
Читать дальше