Любовь Паршина - Хорошенький упырь без опыта работы. История чёрного серебра

Кареглазый Сашка обычно обходился очками с круглыми цветными стеклами. А Ане никакие очки и линзы были не нужны – у нее из-за особенности кривой и насильственной трансформации голубая радужка обзавелась алой короной.

Зная, как Слава не любит слово «Вау», Аня сказала:

– Слава, я каждый раз обалдеваю от твоего преображения в такого горячего доминанта.

Взгляд у Славы, взявшего себя в руки, и правда был как у доминанта:

– Я – советский человек, я всё могу. Простите, друзья, наверное, мне и вправду пора «на променад», раз позволяю себе такое. Идемте! – Он выключил свет в ванной. – Саша, мы же не опаздываем на электричку?

– Нет, успеваем! Твоя истерика удивительно пунктуальна. Так что спокойно пиши своему больному, чтобы ставил стопки греть на кофеварку.

Проверив, свет и окна во всей квартире, наконец, отправились.

Боцман так и наблюдал со шкафа. Наверное, проспит там до утра.

Схема была отработанная: туда – на электричке, обратно – на такси. В обе стороны на такси было очень дорого, а если выбирать, то на электричке лучше было ехать вечером – публика подбиралась и разномастная, и радостная в конце дня, предвкушающая дом и отдых. Перед такими и весело было щегольнуть «боевыми» и раскрасом, и нарядом. А вот толкаться ранним серым утром, среди людей, едущих на любимую работу – это после променада было удушающе тоскливо, просто-таки тяжко.

Тем более, что в такси можно было сесть на переднее сиденье, отдельно от парней – отдельно от кого бы то ни было. После «променада» у Ани часто бывало игривое настроение и лишние физические контакты только без толку волновали. Сидеть вплотную к Сашке со Славиком не хотелось вдвойне – из опасения за собственное поведение.

В этом смысле ее полностью устраивал нынешний донор. Еще Кьяра Безаччо, флорентийка, ровесница Федьки, по секрету как-то сказала ей, что самая изысканная закуска – это юные содомиты. Только начав регулярно питаться, Аня поняла истинный смысл этого секрета. Только содомит нужен самый настоящий, чтобы никак не реагировал на объятия и авансы.

Можно было переключиться, например, на девушек, но Ане было банально невкусно. Не могла отделаться от ощущения, что их кровь отдает кислым творогом и женской раздевалкой. Но поскольку Сашка со Славиком, по их же словам, девушек банально жалели, такая диета ей точно не грозила.

Однако, несмотря на слова Саши о том, что не стоит торопиться, что у нее достаточно времени, Аня всё чаще думала, как однажды будет искать себе пищу сама…

Два дня спустя Юлю перевели из реанимации.

Альбина стала дежурить в больнице – ходила как на вторую работу, почти не заглядывая домой. Почти каждый день Аня помогала ей, подвозила вещи, еду.

Несколько ночей Альбина ночевала в больнице. Вскоре она, разумеется, стала похожей на зомби. В конце концов, Аня вызвалась подежурить за нее, велев отправляться домой и, приняв успокоительное, как следует выспаться. Сама пообещала звонить, что бы ни произошло.

Альбина так обжилась в больнице, что пришлось собирать вещи перед уходом: термос, зарядку для телефона, мешок личных лекарств, цветастый бабский журнал, который явно подрезала у кого-то в больнице. Сама она такое обычно не читала.

И вот этот журнал Альбина отчего-то особенно долго держала в руках, глядя на открывшийся на разломе рекламный разворот.

– Суки, – сквозь зубы произнесла она.

Аня посмотрела на мозаику объявлений. В центре, в окружении предложений о кредитах, красовалось аккуратное и стильное объявление: «Требуются молодые энергичные девушки для работы ассистентами косметолога в фирме элитной фармацевтики. Без опыта работы. Строго не интим, высокая заработная плата», – было выведено штрихами цвета слоновой кости с отблесками золота на совершенном черном фоне.

– Это они?..

– Они.

– Альбин… А может дело и вправду не в этой фирме?

– Нет, Анечка, в ней. Во-первых, Юля никуда, кроме работы, в области не сворачивала – садилась на электричку и ехала в город. Во-вторых, она не притрагивалась к веществам, которые у нее в крови нашли… И не всё смогли точно установить, вероятно ей вкололи что-то самопальное. И они же мне звонили – помнишь?

– Помню, – вздохнула Аня. По уже имеющимся точкам фигура вырисовывалась крайне мерзкая.

– Ладно, Анечка, раз ты меня отпускаешь, я пойду.

– Иди. Я посижу здесь.

– Тебя это точно не напряжет?

– Точно. Ты же знаешь, я не сплю по ночам.