Любовь Паршина - Хорошенький упырь без опыта работы. История чёрного серебра

Как жаль, что прошлое нельзя изменить – можно лишь время от времени пересматривать.

Затем прогремел выстрел, пуля перечеркнула их обоих, застряв в ее плече, а Федькина кровь пролилась на рану, прожигая тело насквозь.

Всё было кончено.

И Аня проснулась.

Место ранения жгло, тянуло за все нервы. Плечо послушалось не с первого раза – словно пуля была все еще там и мешала. Конечно, боли были фантомные – на самом деле все давно зажило, не осталось и следа. Нет лучшей панацеи от свежих ран и всех болезней на свете, чем Древняя кровь…

Ничто в ее теле не мешало забыть о той боли. Мешала только голова, которая слишком много думала и всё помнила. И мешала память о Федьке. В момент ранения его кровь влилась в ее жилы и принесла его воспоминания, частичку его самого.

Теперь ей больше не снились его сны, не виделись прожитые им века, не тревожила пролитая им кровь. А так хотелось… Она боялась, что, отпусти она эту фантомную боль, и последняя надежда на связь с Федькой уйдет.

Ане стало тоскливо. Тоскливо и голодно… Наверное, сегодня пора.

Отдернув шторы, она села на подоконник и, прикидывая, достаточно ли темно, какое-то время смотрела на город. Ну как на город – на свой уютный спальный район, еще век назад бывший деревенькой с дачами и садами. Пришла кошка Шурка, села рядом.

Аня опомнилась. Дотянувшись до прикроватной тумбочки, взяла мобильный и, набрав нужный номер, секунду-другую слушала далекие равнодушные гудки.

– Хэллоу, общежитие? Сань, доброго вечера! Не разбудила? Вы со Славиком случайно сегодня ночью не идете на «променад»? Как обычно? Ой, а можно с вами? Точно можно? Нет, все в порядке, спасибо. По крайней мере, со мной… Ну попозже расскажу. Хорошо, во сколько?

За окном царил теплый осенний питерский вечер. Часы все также показывали половину второго.

Аня сбежала в Петербург.

Всем говорила, что влюбилась в этот город, побывав на экскурсии с классом.

Нет, она и вправду влюбилась в Город, но это не отменяло того, что она сбежала.

Ее очень любили дома – маленькую сестрёнку, маленькую дочку. То, что она хотела заниматься, как это называлось, «художествами», пусть даже компьютерными, дома восприняли в целом положительно.

– Это хорошо для девушки! – сказала мама. – Вкус наконец-то разовьешь. Потом это и дом вести поможет, и с детками заниматься.

Мама, заподозрила Аня, не вполне поняла, что такое есть компьютерный дизайн.

Брат Гена, военный, улыбнулся и кивнул:

– Молодец, мелкая. Играйся.

Только папа отреагировал спокойно:

– Раз так решила…

Папа единственный относился по-человечески. Но папа служил, и по-человечески поговорить с ним удавалось редко.

А когда мама стала вслух размышлять о том, надо ли Ане это – найдет ли она хорошего мужа в вузе, который выбрала?.. Да, тогда Аня и решила сбежать.

Не столько от снисходительности и подколов, сколько от собственного желания жить и поступать вопреки – от этого самого поганого способа повестись на манипуляцию, когда ты уверена, что поступаешь по своей собственной воле.

Да, первое время деньги получала от родителей.

Училась на платном и заочном, поэтому, конечно, закончила. На первых курсах работала, где придется, в киношках и кафе. Потом начла потихоньку брать заказы: и просто цифровые рисунки, и простенькие рекламные и подарочные видео… За которые ей теперь, несколько лет спустя, было стыдно.

Домой ездила погостить и наслаждалась уютом, семейным теплом. Обычно день-другой. Потом папа опять пропадал на службе, а мама начинала многозначительно, ласково улыбаясь, молчать и, наконец, заводила разговор о том, когда же внучата.

– У Гены уже родился! – отвечала Аня поначалу. Со временем последовали варианты: «У Гены второй на подходе» и «У Гены уже двое». Иногда добавляла: – Ты же еще не старая, тебе еще полтинника нет! Зачем тебе столько внуков?

Мамин контраргумент оставался неизменным:

– Я твоих хочу в руках подержать!

Однажды Аня психанула, наорала на маму, заявив, что дети, если будут, то прежде всего – ее, во вторую очередь – ее мужа, которого еще надо найти, а уже в третью – бабушки с дедушкой. И она сама решит, когда и кто будет их на руках держать. Тут же схватила свой чемодан, который никогда толком не распаковывала, и умчалась на вокзал, написав папе сообщение.

Через несколько дней мама ей позвонила. Аня не взяла трубку – ни в первый, ни во второй раз.

Затем позвонил папа… То, что он сказал, было коротко, холодно и страшно.