Дмитрий Агалаков - Пантера Людвига Опенгейма

Лея поднялась, подошла к дверям. Уже взявшись за медную ручку, обернулась:

– Оставь ремесло, которому тебя научил Огастион Баратран… Прощай.

Давид проводил ее взглядом, достал папиросу, зачерпнул каминным совком тлеющие угли, едва не опалив бороду и усы, прикурил. Да, ему надо уехать, и немедленно. Убраться поскорее из этого города. Забыть, что Лея жива… Он зло усмехнулся. И конечно, забыть о том, что он только что услышал.

Давид посмотрел на часы – стрелки показывали без пятнадцати десять. Когда он вчера выходил со станции, то по привычке обратил внимание на суточное расписание. Курьерский поезд будет стоять на станции ровно три минуты – с двенадцати часов тридцати минут ночи.

Вещи Давид решил бросить здесь, чтобы слуги не разоблачили его, не выдали его бегства. Завтра, проснувшись, Лея, как и супруги Витгофф и их досточтимые друзья, не должны застать его в этом доме.

Проходя по коридору мимо бильярдной, Давид услышал мужские голоса. Один из них принадлежал бургомистру, другой – грубый и ухающий, незнакомый, наверняка, тому самому Груберу, что привез сюда Лею. Давид уже хотел пройти мимо, но предмет разговора заставил его остановиться и прислушаться.

– Ты раздразнил мое любопытство, – это был голос бургомистра. – Тем более что госпожа Блонк так хороша!

– Черт с тобой, слушай, – ответил захмелевший Грубер, – только смотри, это страшная тайна, тс-с-с!

– Ты обижаешь меня, Альфред. Ну не тяни же!

– Ладно, ладно, – развязно успокоил его Грубер. – Слушай…

Давид усмехнулся: не стоило большого труда догадаться, что самодовольному фату Груберу самому не терпится поделиться новостями со своим приятелем. Прижавшись к дверям, рискуя быть застигнутым в таком положении прислугой, Давид обратился в слух.

– Это случилось в Галикарнассе, я возвращался с секретарем Бенцем с одного приема, устроенного по случаю удачного подписания договора о крупных поставках фарфора. Выезжая на одну из улиц, мы услышали выстрелы и вскоре увидели дым, поднимавшийся от крыши тамошнего варьете. Мы были чуточку навеселе, вернее, я был навеселе. Бенц, к счастью, не пьет. Командовал я, а потому приказал шоферу ехать в самое пекло. Мы несколько раз лихо сворачивали, и на последнем повороте, перед горящим зданием, нам под колеса чуть не угодил какой-то полоумный с бешеными глазами. Я до сих пор вижу его лицо, ведь он едва не размазал его по нашему лобовому стеклу!

Стоя за дверями, Давид вновь не смог сдержать улыбки. Как-никак, а говорили о его персоне! Выходит, он правильно решил уехать нынче же: за завтраком этой скотине Груберу его физиономия могла бы показаться знакомой!

– Проехав еще футов двести, – продолжал гость Витгоффа, – я вдруг заметил лежавших на мостовой людей – целых трех! Двое были мужчинами. Первый лежал без движения; второй, военный, ужом извивался, держась за лицо. Третьей оказалась молодая женщина. Представь, дружище: она была в черном трико, точь-в-точь, в каком выступают акробаты в цирке. Голова у нее была разбита, волосы слиплись от крови, но я сразу заметил, что она чертовски хороша! А я – джентльмен! – Грубер приторно рассмеялся. – И особенно с красотками! В общем, уже через пятнадцать секунд она была на заднем сиденье моего автомобиля. Когда машина наша тронулась, к нам подбежали трое с ножками от стульев. Глаза у них вылезли из орбит и вращались. Брызжа слюной, крича, что мы негодяи, они попытались нас задержать. Оказывается, я был бандитом и чьим-то сообщником. Какая наглость! Но ты же знаешь, при мне всегда мой браунинг. Я ткнул им в первого из этих ублюдков и пригрозил им, что если они не заткнутся и не оставят нас в покое, то у каждого из них будет в башке по хорошей дырке. Вот и все… Мы очень скоро оказались за городом, гнали что было сил, и уже у самой границы, на вилле одного моего старинного друга, обязанного мне еще с давних времен, закатили машину в подземный гараж. Осталось только переждать некоторое время и сделать паспорт для прекрасной дамы. Я решил стать ее покровителем, что бы она там ни натворила. Но представь себе мое удивление, когда на следующий день после этой истории я прочел в газетах о том, что произошло накануне и участником каких событий мне довелось стать! В варьете «Олимп» во время юбилея некоей Аделины Велларон, примадонны оперетты и любовницы самого барона Розельдорфа, случился пожар. Погибло около сотни человек, среди них настоящие тузы. Погибла и сама Велларон, а барон Розельдорф был застрелен на пороге костюмерной. Всю вину приписывали двум шарлатанам-пиротехникам, одним из которых была женщина, во всем схожая с Эвелин Блонк.