Дмитрий Агалаков: Ангел в петле

Солнце над равниной Гизе палило нещадно. Сонно хлопали глазами оседланные верблюды. Молодая женщина в белой шляпе, прикрывая глаза ладошкой, смотрела вверх и улыбалась. Туда же смотрели и арабы-проводники. А он старательно карабкался наверх. В джинсах и майке, в кроссовках и перчатках, чтобы не разодрать руки, обезьяной взбирался по каменным глыбам. Можно хоть раз в жизни не пожалеть коленок и локтей? Стоило того! Он должен был забраться на вершину — и он заберется на нее! А глыб наверху становилось все меньше, и все больше наплывало небо. Темный конус становился ближе. И вот уже его руки цеплялись за последние камни вершины…

Голова закружилась — его повело в сторону. Он покачнулся, но удержался, устоял. Теперь он жадно смотрел вокруг — полземли открылось перед ним. Справа ослепительно сверкала на солнце далекая лента Нила, уходящая к Дельте, и пески охватывали все пространство, уставшими волнами подходя к пирамиде Хуфу.

Он снял бейсболку, утер вспотевшее лицо, снова надел ее. Внизу, в седле двугорбого верблюда, белым пятнышком выделялась Рита. Он помахал ей рукой — и она, кажется, ответила ему. Может быть, он не был богом или царем. Но его богатства и власти хватало для того, чтобы стать счастливым. На первых порах. Ведь он только начинал свой путь. Самое главное было впереди! Он твердо знал это. Верил. Главное, рядом была его королева. И где-то далеко отсюда, от равнины Гизе, жила в российских хоромах, хоть и пленницей, его ослепительная Жар-птица…

В тот зимний вечер Дмитрий Павлович Савинов сидел за письменным столом при свете настольной лампы и размышлял над заголовком статьи, без которого последняя выглядела беззащитной и серой.

Чай был выпит, сигарета докурена.

Хозяин дома лениво откинулся на спинку стула… Над его столом висел календарь с репродукцией. На картине открывалось поле, сплошь покрытое подсолнухами, над которыми парил ангел. По-своему — чудесное полотно. Оставалось закончить статью о гениальном художнике, не так давно сунувшем голову в петлю, и ждать гонорара.

За окном подвывала метель, но в доме Дмитрия Павловича было тепло и уютно. Только вот одна печаль — не было выпивки. А за углом до полуночи работало дешевое кафе, где подавали спиртное на любой вкус и горячую закуску.

Набросив в коридоре пальто и натянув теплую шапку, Дмитрий Павлович замер. Отчего с самого утра ему казалось, что этот день станет особенным в его жизни? Что за тайное предчувствие? Еще один самообман? Тем более, что и день-то шел к концу — остались одни крохи…

Дмитрий Павлович щелкнул замком и открыл дверь. Он вышел на улицу, плотнее запахнул пальто и уже через пару минут входил в питейное заведение. Знакомые лица, век бы которых не видеть… Кроме одного — милой девушки Полины, которая здесь была и за барменшу, и за официантку.

Кафе было небольшим, и она справлялась.

Иногда ему казалось, что он приходит сюда ради нее. Посмотришь на симпатичную Полю, на ее ладную, крепкую фигурку, на улыбку, которую она запросто раздаривала всем, ровные белые зубы, и жизнь кажется не такой уж плохой.

Дмитрий Павлович прошел к барной стойке.

— Что будете? — спросила девушка.

Она хорошо знала его в лицо.

— Двести граммов портвейна, — он полез в карман за деньгами.

— Бутерброд? — спросила Полина и улыбнулась. — С сыром?

И его королевское меню она хорошо знала!

— Именно так, Полечка, — с улыбкой кивнул он.

…Дмитрий Павлович глотал портвейн, то и дело поглядывая на Полину. Вот она сдувает светлую прядь с лица, ловко наполняет стаканы. Собирает посуду. И тогда между столиков мелькают ее крепкие ягодицы, обтянутые джинсами; материал вытерт на бедрах, на икрах девушки. А засаленный белый фартук, стянутый на талии, лучше любого платья от Кардена!

В стакане Дмитрия Павловича оставалось несколько глотков вина, когда напротив дверей забегаловки, выжигая фарами снег, остановился темный автомобиль. Дмитрий Павлович не мог поверить своим глазам: даже отсюда было видно, что там, среди февральской метели, остановилась дорогая иномарка. Фары погасли, открылась дверца; из салона выбрался мужчина в длинном черном пальто и, подняв воротник, поспешил к теплу.

Дверь открылась, питейная замерла…

Таких гостей забегаловка отродясь не видывала. Иноземный принц, не иначе! Все, что успел рассмотреть Савинов, это булавку на воротнике его рубашки. Нечаянно сверкнув, она ослепила большую часть посетителей; отблеск алмазного света заиграл даже в мутных стаканах с выпивкой. Люди оживленно кивали в сторону незнакомца, подталкивая заболтавшихся соседей локтями, те торопливо оборачивались. «Гляди-ка! — неслось по столикам. — Занесло!..»