Самара Мо - Птица с окрасом жёлтый Финч

– Ну как там твой Гуру? – ни без сарказма поинтересовался муж, забираясь под одеяло. Он не заметил перемен. Как не заметила бы и я, но что-то во мне изменилось. Дало трещину или наоборот наконец-то скрепилось воедино.

Я словно пребывала в состоянии транса, в который погрузил меня старик, и всё пыталась разглядеть черты лица той девочки, что играла чёрной торфяной землёй так, словно это были мячики для пинг-понга. Той самой, что не замечала своих ног увязших в болоте. Она обездвижена и она в страшной опасности, ведь к ней на всей скорости мчит красная машина, прорываясь сквозь толщу пространства, иного, чем тот лес. Что станет с девочкой, когда машина достигнет свой цели? И кто это бесстрашная малышка? Неужели я? Или замеченное мной сходство с юной незнакомкой лишь иллюзия?

– Что? – Я не расслышала того, что он мне сказал.

– Я спросил, ты сходила к тому мужику или нет?

– Да сходила.

– Что с тобой? Ты какая-то странная.

– Он чуть не убил на моих глазах птичку. А, может, просто хотел, чтобы я так считала. Хотел, чтобы я думала, что она в опасности.

«Да? Всё было именно так? Ты уверена? Возможно, этот психопат целыми днями заманивает в свой дом живность и мучает? Может он наслаждается страданиями других?»

– Не понял. Какую ещё птичку? – Он скинул с себя одеяло.

– Жёлтого вьюрка. Он залетел за мной следом. Точнее, залетел прежде, чем я вошла.

– Так он убил его или не убил?

– Нет, не убил.

– Тогда что он с ним сделал?

– Я… Не знаю. Думаю, он хотел продемонстрировать мне… желание птицы бороться за свою жизнь.

– А завтра он начнёт душить собаку, чтобы продемонстрировать тебе, как нужно отбиваться?

– Нет. Не думаю, но…

«А вдруг он прав? Что если он действительно причинит кому-то непоправимый вред? Что ты будешь делать тогда? Ты же трусиха. Не стоит забывать о костях на столе с красной скатертью. Они ведь неспроста там».

– Ты не думаешь, но такое возможно, судя по тому, как ты засомневалась. Знаешь, я думаю, тебе не стоит больше ходить к человеку, который мучает птиц…

– Он его не мучил… – Почему-то вступилась за старика я.

– Понятное дело, тебя мало волнует моё мнение, но всё же, чтобы облегчить себе совесть скажу, не ходи к нему больше. Хотя, ты всё равно отправишься к нему вновь, так ведь?

Я предпочла не отвечать на его вопрос.

«Не прикидывайся. Тебя не волнует моя безопасность. Тебя вообще уже очень давно ничего не волнует» – подумала я, осуждающе глядя на него, но вслух не произнесла. Сдержалась. Впервые.

Моё молчание видимо смутило его, потому как он мягко спросил:

– Старик что-то сделал тебе?

– Нет. Не сделал.

– Тогда что с тобой? Ты на себя не похожа. Бледная какая-то. Замученная. Не буду приводить образных сравнений. Обидишься опять. Ты поняла, о чём я.

– Всё хорошо. Не устраивай сцен. – Я закрыла глаза, не желая продолжать разговор.

– Что даже свою долбанную медитацию не включишь? Ту, которая проела мне весь мозг? Как же ты заснёшь тогда?

– Не включу. – Ответила я и отвернулась от него, прислушиваясь к звукам ночного города. К монотонной вибрации холодильника. К свистящему гулу кондиционера над головой. Той ночью я заснула в тишине, но тишина та была иной.

«Он злился на меня? Неужели, правда, злился? Что такого во мне так сильно раздражает его? И когда это началось?» Такими были мои мысли, прежде чем я погрузилась в сон той ночью.

4.

Во сне, я, как правило, ощущаю себя как я. Не как кто-то другой. Не в чужом теле. В том состоянии и возрасте, в котором я нахожусь в реальной жизни. Но в кошмаре, приснившемся мне той ночью, я увидела себя девчонкой лет тринадцати. Несмотря на то, что в реальной жизни мне далеко уже за тридцать.

На мне одежда… Нет, скорее роба, такая, какая бывает у медицинского персонала – рубаха и штаны, но не белые вовсе, а серые от пыли и грязи. А может и от чьих-то биологических выделений. И я знаю, что страшно напугана, не потому что я ребёнок, а потому что читаю тот же страх на лицах людей, сидящих неподвижно рядком напротив меня в открытом кузове трясущегося на колдобинах грузовика.

Машина, похоже, военных лет. Такие, мне доводилось видеть только в старых фильмах о войне. Те люди намного старше меня – несколько женщин и пара мужчин, и на них те же робы, что и на мне. Без каких бы то ни было опознавательных знаков. Никаких имён, никаких нашивок. Все они как один, напряжённо смотрят куда-то вперёд, туда, куда ведёт дорога. Не произносят ни слова. Лица замершие, словно восковые.