Роза Поланская - Дом северных ветров

Нуар ночи отделился чертой. Перевернулась страница.

Я нехотя раскрылась и села. Кровать Оли – идеально застеленная. Словно моя соседка мне приснилась.

В коридоре наткнулась на серого кота, под ноги мне кинувшегося. И чуть не растянулась на тонком коврике с завернутым углом. Кот возмутился довольно мерзким голосом и прошмыгнул мимо.

– Как там тебя? Граф, что ли?

Аромат в доме стоял такой, что мой желудок отозвался совсем по-кошачьи. Судя по шипению где-то снизу, это были блины. М-да. А у меня на завтрак в руках кусок колбасы, завернутой в пакет. И то спасибо, что додумалась вчера с собой прихватить.

– Я тебе блинов испекла, – родственно похвалилась бабушка, когда я показалась на пороге кухни со своим пакетиком, качающимся в руке.

Я от удивления даже обернулась: это она мне́ сказала? Сзади не было никого. Надеюсь, баба Лида не хочет нас съесть, откормив предварительно.

И пока я отходила от удивления, она меня добила:

– И обувки твои почистила. Столько грязюки поналипало. Страсть. И где ты ее понабрала?

Я села за круглый стол, накрытый белой скатертью, положила перед собой пакет с огрызком колбасы. Огляделась.

Кухня была светлой и чистой, с большими деревянными окнами и уютным кисейным торшером над столом. Неработающий старый телевизор выглядывал из-под кружевной, крючком вязаной салфетки.

– Вон ведро мусорное, – кивнула бабушка на дверку под раковиной, – дюже вонюча твоя колбаса.

А потом сморщилась неприязненно:

– Ох, и страшная ж ты, унучка. Не обидься, но костлявая больно. Ты блины сметаной мажь – все лучше, чем всухомятку. И компот пей. А моя унученька красииивая, пооолная, – и баба Лида обрисовала на себе объемные формы. – Завтра приедет моя Оксана, – бабушка не окала, но в этом имени произносила округлую «о», отчего обладательница такого широкого имени представлялась столь же круглой. – Со сморчком своим.

– С кем?

– А, – отмахнулась бабушка недовольно, – я как глянула, за кого Оксаночка выходит, дак и плюнула с досады: – Тю… говорю, енто разве ж мужик? Блоха. Да и неча больше сказать. Бъ ядь.

Я даже блином подавилась и закашлялась. Это что было? Позже я привыкла к бабушкиной манере говорить: за длинной эмоциональной речью, набирающей ход, всегда бежал маленький вагончик, который при резком торможении сталкивался с другими – буква «б» вздрагивала и отодвигалась от последующих.

– Вши чуть не завелись, – пожаловалась баба Лида, сметая полными руками, покрытыми жесткой коркой, несуществующие крошки со стола. – Одной-то какого? Сидят вши, поганцы, под кожей, вот здесь, за ушами сразу, и как тоска заест, они наружу вылазят. Дырочки за мочками, прямо где ямка, прогрызают и вылазят.

– Баб Лид, вши не так появляются.

– А, – отмахнулась, – много ты понимашь. Спокон веков все про то знали.

У бабушки глаза голубые, совершенно детские, только выцветшие словно. И вокруг головы – белый нимб одуванчиковый.

Коротенький тюль на приоткрытом окне взлетел вверх от заблудившегося ветра.

– Вот он, паскудник, куда забрался. Ишь ты, а, Гра́фа! – и баба Лида кинула тряпкой в кота, сидящего на стареньком, утробно-гудящем холодильнике с обшарпанной надписью «Свияга». Кот спрыгнул и побежал из кухни, скользя лапами по полу и заваливаясь набок на поворотах.

– Знает, что достанется паразиту! И знает за что! – ворчала бабушка, тяжело ступая и наклоняясь за кухонной тряпкой. – По каструлям моду нашел шариться. Сидишь в колидоре? Сиди-сиди. Смоотрит, – баба Лида грузно уселась на стул. – Ты погляди на него. Перед гостями-то меня позорит. Я тебе сметаны полную миску разе не наливала? А?

– Баб Лид, а где ваш квартирант?

– Какой квартирант?

– Ну который здесь живет. По телефону мне вчера отвечал.

– Саша, что ли? Тю! Да разе ж он живееет. По мою душу пошел. Скоро воротится.

Я допила компот, оставив на донышке сварившихся мелких червяков.

– Так кот Граф или Гра́фа? – поинтересовалась я.

– Та шут его знат, – отмахнулась баба Лида. – Приблудился, Саша и говорит: «Сам граф пришел». Так и зовем. А уж как там Граф – Гра́фа все едно. Я чаще паскудиной зову.

Бабушка покрутила подол старого передника, подняла, плюнула на ткань и руками поскребла белое засохшее пятнышко.

– У Алексевны через дорогу студентки живут. Вонючие – страсть. То ли пшикаются чем, то ли не стираются, и шалаются ночами. А ты на кого учишься? – напряглась бабушка.

– На учителя русского языка и литературы.