Анна Шулятицкая - Алоха, мой друг

– Гулять, фотографировать.

– И всё?

– А что ещё?

– Допустим, участвовать в подвижных играх. Как насчёт спорта? Велосипедный тур или поход в джунгли? Культурные мероприятия тоже хороши. Посети музей или сад. Почему Хью никуда тебя не зовёт? Он активный мальчик.

– Чересчур. Он звал, но я не соглашался. Потому и перестал, чтобы не докучать.

– Конечно, с тобой тяжело справиться, – заметила мама, раскладывая салат.

– Ага. Но я действительно не хочу, что ты предлагаешь.

– Предложи тогда ты.

– Не знаю.

– Почему ты не можешь быть нормальным ребёнком? – спросила она, побелев от напряжения, и окинула меня строгим взглядом.

– Я нормальный, но другой. Не такой, как ты или папа. Я не люблю лишний раз заморачиваться, но и без дела тоже не сижу. Пойми, что для меня важно. К тому же, я посещаю культурные мероприятия, – передразнил я маму несколько насмешливо. – Посещаю, но один. Хью болтливый, не умеет себя контролировать. Мне приходится подстраиваться под его темп, и я быстро устаю. Тебе же неудобно, когда отвлекают, если ты занята? Представь, как кто-то, пускай подруга, не даёт тебе насмотреться на кактус. Такой тёмно-зелёный, с острыми иголками, которые охота заснять. Или чего похуже загораживает весь обзор, тянет тебя то в одну сторону, то в другую, будто куклу. Пока она рвётся к очередной пальме, ты не отходишь от кактуса, потому что не успела его прочувствовать, не успела… как же это… а, предаться мыслям, – вспомнил я меткое словосочетание.

– Мы очень разные, – выдохнула она с сожалением.

– Что в этом ужасного? – спросил я, разрешая конфликту обостриться.

Мама была мудрее.

– Только в кино или книгах противоположности притягиваются. Им есть что обсудить, и есть с кем остаться.

Я замешкался и спросил:

– А вы с папой?

– Мы как две капли воды. Мы оба спокойные, бодрые, зачастую не уверены в собственных силах. Я принимаю тебя, но вопрос в том, не останешься ли ты один с таким-то подходом? Будешь ли счастлив? Без друзей, без любви, – подытожила мама грустно и присела за накрытый стол.

У неё затрепетали ресницы. Она пристально взглянула на меня с возрастающим беспокойством.

– Всё ещё впереди. Подумаешь, друзья! Мне и моих хватает. Если что, заведу.

– Они не какой-нибудь питомец, чтобы их заводить. Вообще, я просто хотела предупредить.

– О чём? – спросил я, недоумевая.

Я не извлекал уроков из подобных диалогов.

– О том, что на камере далеко не уедешь.

– Ясно. Учту.

Конечно же, я солгал, так как не принимал чужое мнение. В одно ухо влетело, в другое вылетело.

Звенящую тишину прервал папа, с появлением которого на кухне воцарилось оживление. Что-что, а он умел развеять мрачное настроение. Я был заряжен энергией и не предпринимал попыток продолжить старый, откровенно неприятный разговор.

Когда мы покончили с блюдами, мама спросила загадочно, предвосхищая нетерпеливые возгласы:

– Какую историю прочитать на этот раз?

– О каменных карликах, похищающих младенцев! – предложил папа.

– Нет. Лучше о безусом льве!

– Или о восстании вулкана?

– Расскажешь о ходячих валунах?

– Точно! Я выбираю огненную девушку, затопившую сотни тысяч кораблей!

Мы наперебой предлагали варианты.

– Знаете, у меня в запасе есть кое-что любопытное, – перебила мама с самодовольной ухмылкой. – Солнечный дар, так называется легенда. И она не о каком-то далёком, чужом для нас острове, а о нашем.

– Слишком простое название для любопытного, – заметил я, подперев кулаком подбородок.

– Величие заключено в простоте… Слушайте. Давным-давно, когда на Оаху проживали первые люди, и славный добрый певец Калео пошёл в лес, чтобы, вдохновившись его красотой, написать пару строк, остров озарила вспышка. Калео сел на камень, сомкнув глаза. Земля дрожала, отчего казалось, что под нею бурлила лава. Листья пальм трепались, а лианы качались. Калео подумал, что свет сожжёт его сердце, притупит разум, и он больше никогда не сможет сочинять музыку. Он сложил длинные ладони. «Океан, сжалься хотя бы над поселением. Люди не виноваты в том, что хотят дышать, размышлять. Среди них есть талантливые и чистые души, которым не зря было дано тело. Сжалься над теми, кто стар и молод, кто любит и любим, позволь им выбирать, что правильно, а что нет», – прошептал Калео, вкладывая любовь и силу в слова. Он молился, представляя покойную мать и старого, но крепкого отца, своих сестёр и брата, их семьи. Океан, услышав его, исполнил просьбу. Когда всё кончилось, Калео поднялся как ни в чём не бывало и стряхнул с набедренной повязки и лица жёлтую пыль.