Стивен Кинг: Иногда они возвращаются - английский и русский параллельные тексты

He took the problem to Simmons, who shrugged and lit his pipe. “I don't have any real solution, Jim. Last period is always a bitch. And for some of them, a D grade in your class means no more football or basketball. And they've had the other gut English courses, so they're stuck with it.”

“And me, too,” Jim said glumly.

Он рассказал об этом Симмонсу, в ответ тот пожал плечами и закурил свою трубку.

- Не знаю, Джим, чем вам помочь. Последний урок всегда выжимает последние соки. Не забывайте - получив у вас «неуд», многие из них лишатся футбола или баскетбола. А с языком и литературой у них, как говорится, напряженка. Вот они и звереют.

- Я тоже, - буркнул Джим.

Simmons nodded. “Show them you mean business, and they'll buckle down, if only to keep their sports eligibility.”

But period, seven remained a constant thorn in his side.

Симмонс покивал:

- А вы покажите им, что с вами шутки плохи, они и подожмут хвост... хотя бы ради своих спортивных занятий.

Но ничего не изменялось: этот последний час был как заноза в теле.

One of the biggest problems in Living with Lit was a huge, slow-moving moose named Chip Osway. In early December, during the brief hiatus between football and basketball (Osway played both), Jim caught him with a crib sheet and ran him out of the classroom.

Самой большой проблемой седьмого часа был здоровенный увалень Чип Освей. В начале декабря, в короткий промежуток между футболом и баскетболом (Освей и тут и там был нарасхват), Джим поймал его со шпаргалкой и выставил из класса.

“If you flunk me, we'll get you, you son of a bitch!” Osway yelled down the dim third-floor corridor. “You hear me?”

“Go on,” Jim said. “Don't waste your breath.”

“We'll get you, creepo!”

- Если ты меня завалишь, мы тебя, сукин сын, из-под земли достанем! - разорялся Освей в полутемном коридоре. - Понял, нет?

- Иди-иди, - ответил Джим. - Побереги горло.

- Мы тебя, ублюдок, достанем!

Jim went back into the classroom. They looked up at him blandly, faces betraying nothing. He felt a surge of unreality, like the feeling that had washed over him before before .

Джим вернулся в класс. Детки смотрели на него так, словно ничего не произошло. Ему же казалось, что он в каком-то нереальном мире, и это ощущение возникло у него не впервые... не впервые...

We'll get you creepo.

He took his grade book out of his desk, opened it to the page titled “Living with Literature”, and carefully lettered an F in the exam slot next to Chip Osway's name.

Мы тебя, ублюдок, достанем! Он вынул из стола журнал успеваемости и аккуратно вписал «неуд» против фамилии Чипа Освальда.

That night he had the dream again.

The dream was always cruelly slow. There was time to see and feel everything. And there was the added horror of reliving events that were moving towards a known conclusion, as helpless as a man strapped into a car going over a cliff.

В эту ночь он увидел старый сон. Сон, как медленная пытка. Чтобы успеть все хорошо разглядеть и прочувствовать. Особую изощренность этому сну придавало то, что развязка надвигалась неотвратимо и Джим ничего не мог поделать - как человек, пристегнутый ремнем, летящий вместе со своей машиной в пропасть.

In the dream he was nine and his brother Wayne was twelve. They were going down Broad Street in Stratford, Connecticut, bound for the Stratford Library. Jim's books were two days overdue, and he had hooked four cents from the cupboard bowl to pay the fine. It was summer vacation. You could smell the freshly cut grass. You could hear a ballgame floating out of some second-floor apartment window, Yankees leading the Red Sox six to nothing in the top of the eighth, Ted Williams batting, and you could see the shadows from the Burrets Building Company slowly lengthening across the street as the evening turned slowly towards dark.

Во сне ему было девять, а его брату Уэйну - двенадцать. Они шли по Брод-стрит в Стратфорде, Коннектикут, держа путь в городскую библиотеку. Джим на два дня просрочил книжки и должен был выудить из копилки четыре цента, чтобы уплатить штраф. Время было летнее, каникулярное. Пахло срезанной травой. Из распахнутого окна доносилась трансляция бейсбольного матча: «Янки» выигрывали у «Ред соке» 6:0 в последней игре одной восьмой финала, Тед Уильяме, бэтсмен, приготовился к удару... А здесь надвигались сумерки, и тень от здания «Барретс компани» медленно тянулась к противоположному тротуару.

Beyond Teddy's Market and Burrets, there was a railroad overpass, and on the other side, a number of the local losers hung around a closed gas station—five or six boys in leather jackets and pegged jeans. Jim hated to go by them. They yelled out hey four-eyes and hey shit-heels and hey you got an extra quarter and once they chased them half a block. But Wayne would not take the long way around. That would be chicken.

За рынком пролегла железнодорожная колея, под ней тоннель. У выхода из тоннеля, на пятачке возле бездействующей бензоколонки, околачивалась местная шпана - парни в кожаных куртках и простроченных джинсах. Джим многое бы отдал, чтобы не встречаться с ними, не слышать оскорбительных насмешек, не спасаться бегством, как уже случилось однажды. Но Уэйн не соглашался идти кружным путем, чтобы не показать себя трусом.

In the dream, the overpass loomed closer and closer, and you began to feel dread struggling in your throat like a big black bird. You saw everything: the Burrets neon sign, just starting to stutter on and off; the flakes of rust on the green overpass; the glitter of broken glass in the cinders of the railroad bed; a broken bike rim in the gutter.

Во сне тоннель угрожающе надвигался, и девятилетнему Джиму казалось, будто в горле у него начинает бить крыльями испуганный черный дрозд. Все вдруг стало таким отчетливым: мигающая неоновая реклама на здании «Барретс компани», налет ржавчины на траве, шлак вперемешку с битым стеклом на железнодорожном полотне, лопнувший велосипедный обод в кювете.