Андрей Толкачев - Падший ангел. Явление Асмодея

Уже проблески солнца достигли мостовой, уже первые копыта лошадей всколыхнули уснувшую пыль, уже давно прозвучал рожок, традиционно извещавший об открытии стражей главных городских ворот Кодена, когда бедняга Ларс вошел в город. Потянуло дымком с ближайших тупиков, переулков и улиц, и ноги быстрее понесли своего пузатого обладателя по такому бодрому утрецу. Он не сразу заметил и молочника Стена, следившего за ним, и успевшего разрядить на бедолагу Ларса всю обойму своих утренних приветствий:

– Ларс, дружище! Не думал – не гадал. Вот где в такую рань напоришься на доброго человека. Может соберемся вечерком, потолкуем «о том – о сем»? А?! Несговорчив ты спозаранку… Эй! Ларс!

Ларс прошел мимо, не проронив ни слова. Будто и не попадался ему на дороге словоохотливый молочник. Стен недовольно крякнул, оборотясь к своей лошади, грызущей постромки, заругался на нее, и, пыхтя от избыточного веса, стал взбираться на телегу.

– Будешь еще насмехаться надо мной. Толстомордый. На себя посмотри… Рыло свинячье, – бурчал Стен вдогонку. – Да каждая собака знает о твоем позоре. Да любая рожа…, высунись она – обсмеет тебя, и будет тыкать в тебя пальцем!

Ларс добрался до своего дома, остановился в двух шагах от ворот, дверь в дом приоткрыта – было видно из-за изгороди. Он немного замешкался и осторожно стал отворять ворота. Смелость возвращалась к нему с каждым шагом, страхи прошедшей ночи остались позади. Собака залилась лаем – не узнав хозяина, поцарапанного, с измазанными глиной и кровью руками. Соседка фру Эмилия, что возилась в соседнем дворе, выкрикнула: «Эй! Кто это?!»

Но потом выдавила из себя: «Ларс! Сосед! Не признала я со слепу. Боже мой! Да тебя и собака не признала?» – перекрестилась и уставилась на Ларса, пока тот курил, поднимался по ступеням, на ходу огрызаясь на оглушительный лай своего пса.

– Вот взбесился! Пошел в будку!

Его жена, Марта, спала глубоким сном.

«Когда ж она вернулась, что дверь не затворила? Разбуди-спроси! Поставит на меня свои бесстыжие глаза – с ума сошел? Я из дома не выходила. А булочки под полотенцем на столе, они теплые… Когда она успела спечь? Фартук в муке».

Он вдохнул аромат свежеиспеченного хлеба и корицы.

«Все привиделось! – Ларс переступил с ноги на ногу. – Все вчера привиделось! Падал, бежал по лесу сломя голову… Кто? Не я?»

Из головы не выходила чертова старуха со священником, а особенно крысы: «А крысы? Не могли же крысы по мне бегать? – наверное, в лесу вздремнул и привиделась чертовщина».

Под сапогами Ларса заскрипели половицы, они подражали певучим дверным петлям, но звук их был резче и живее. Все давно пора смазать салом. Ларс почувствовал сильный зуд в носу, сжал кулак, сдерживая приступы чихания – «Не разбудить бы Марту!» Он стал нашаривать в кармане платок, выпали кусок земли, амулет, клок шерсти…, еще оставалось твердое что-то…, вынул – уголек.

Чертыхаясь, он сбросил жилет, пнул его в угол, схватился за больной бок, где был ушиб после ночного падения в лесу, жадно опорожнил горшок кислого молока (вспомнив недобрым словом молочника), с наслаждением пуская по лицу два молочных ручейка. Тут он выдохнул свои обиды, облизал на засохших губах холодное густое месиво, и немного отдышался.

Разговоры о ночных похождениях Марты к священнику стали притчей во языцех и не давали покоя ревнивому мужу. Эти разговоры пришли на смену тем, прежним, когда народ глумился над внешностью и возрастом Ларса, превознося красоту Марты. Но Ларс любил Марту. Хотя Всевышний не наделил его умом и прытью, да и наружностью не наделил (живот вон при ходьбе, на локоть опережал самого Ларса), а ведь так хотелось маленького счастья, чтобы и Марта его полюбила. Ларс с Мартой были из поморцев. Община всячески поддерживала такие браки. Поморские обычаи должны были их сблизить. Но все произошло иначе. Ларс долго и настойчиво добивался руки и сердца красавицы Марты, каждый божий день захаживая к ее отцу, которого терпеть не мог, пока старик Рисмус к нему не привык как к шкафу в углу, или как к бочке в другом углу. Так, по воле родителей, и стали мужем и женой Ларс и Марта. Ларс стойко переносил всякие насмешки, подстрекательства и самозабвенно оберегал очаг свой от любых посягательств. Круглая приплюснутая голова, короткие руки, ноги колесом и выпуклый, как тыква, живот – это еще не причина для того, чтобы отчаиваться. И Ларс медленно, но верно, посапывая упорным широченным носом, добивался своего. На этот раз он тоже надеялся на самого себя, он верил, что справится с бедой.