Даниил Свиридов - Илларион

– Не согласен. Я вижу, как ты страдаешь, Айз, – голос Феликса стал серьезным до предела. – Если новая книга действительно представляет для тебя такую значимость, то можно рассмотреть биографию…

– Биографию? Хочешь, чтобы я занялся мемуарами? Не говори ерунды! Моя настоящая жизнь никому не интересна! Закончим на этом! – не сдержавшись, воскликнул Айзек, тут же испуганно оглядев гостей ресторана.

Феликс никогда не брался за дело, если наперед знал, что не сумеет выполнить его идеально. Оголтелый перфекционизм запрещал ему соваться в сомнительные предприятия, итог которых решался в результате непредсказуемого сочетания неконтролируемых условий. Однако даже у самого преданного служителя системы иногда проклевывается трещинка в повседневном непогрешимом распорядке, и в размеренный порядок вклинивается нечто не увязывающееся с остальными ее элементами. Сказать, что Феликсу малопонятна проблема Айзека, было равносильно утверждению, будто дельфину немного тесновато в чугунной ванне. Тем не менее остаток пути до судьбоносного города на севере Испании заместитель наложил строгий запрет на использование алкоголя, повсюду ходил вместе с Айзеком, то и дело пускался в рассуждения о законах бытия, о неразрешимых нравственных дилеммах, феноменальной хрупкости человеческой психики и прочем, что всегда именовал интеллектуальным онанизмом.

Проехав Париж и не удостоив его вниманием дольше, чем на одну, теперь трезвую, ночь, по просьбе писателя вектор движения Феликс направил на запад, к побережью. Айзека так и тянуло к воде, подальше от городской духоты и бетонных нагромождений, к простору, свободе и морскому бризу.

Безалкогольный метод никуда не годился – мало того, что творец, как и раньше, не мог выдавить из себя ни строчки, он стал все больше задумываться над безвыходностью своего положения. Мысль написать что-то, отходящее от его понимания шедевра, уже перестала казаться такой дикой. Айзек понимал, что способен породить произведение, которое непременно завоюет пьедестал книжных продаж хотя бы по той причине, что после своей ошеломляющей трилогии псевдоним Бладборна стал своего рода гарантом качества. Факторами успеха часто оказываются не сюжет, не смысловая наполненность, не живость персонажей, не красота слога, а социальные переменные – репутация автора, ожидания аудитории, оценки в СМИ, PR и тому подобная, никак не относящаяся к самой книге чушь. Но не ради денежной прибыли Айзек так кропотливо искал особенный сюжет. Новая глава его писательского пути служила великой цели стать доказательством того, что он не являлся писателем одного стиля, что он способен вырваться из проработанного, масштабного и детализированного мира сотворенной им антиутопии.

Паломничество по Европе, прогулки по улицам городов со многовековой историей и посещение безлюдных провинциальных закутков не окунули Айзека в пропасть времени, и рекомендованная Феликсом задача – поставить дедлайн бесплодным изысканиям того особенного, неуловимого сюжета – становилась все более осязаемой. Айзек не мог бесконечно глядеть в пустой экран и ожидать озарения. Совсем скоро придется бросить тщетные поиски идейного сокровища и приступить к написанию книги. Писатель твердо решил, что остановится, когда они достигнут Италии. Он даже не предполагал, что испанский город Мемория Мундо станет финальной точкой их путешествия и до Италии они так и не доберутся. В городе, лишенном особого исторического шарма и налета древности, обитал тот, кого Айзек искал и кого меньше всего ожидал обнаружить именно здесь, – обладателя будоражащей, шокирующей, немыслимой жизни, частью которой писатель стал с самого момента их встречи. Он встретил Сибиллу Бладборн.

Название города приглянулось Айзеку сразу, как только маленькая прибрежная точка отыскалась на карте между Сан-Себастьяном и Бильбао. Мемория Мундо – имя, буквально окутанное мистическим шармом. Решение навестить манящее место было принято незамедлительно.

Город прятался от глаз туристов к западу от популярного Сан-Себастьяна, принимавшего на себя основной удар отдыхающих, и залег на горной возвышенности, гладко ниспадавшей к песчаному берегу Бискайского залива. В нежных лучах заходящего солнца Мемория Мундо выглядел настоящим Эльдорадо, городом, высеченным из золота. Оптическая иллюзия не отвлекала от причудливых архитектурных сооружений, теснившихся в одном ряду со старыми каменными зданиями и обветшалой церквушкой, единственной на всю округу. Вдалеке от центра, на холме раскинулись дорогие виллы, летние берлоги финансовых хищников из бетонных джунглей. Повсюду красовались современные дома с необычными, футуристичными фасадами, уютные рестораны со стильными интерьерами, бары с невиданным выбором коктейлей, сетевые кофейни, благоустроенные зоны общественного отдыха, походившие на картинки из книг по урбанистике, и прочие места, придававшие Мемория Мундо образ лощеного хипстера, который убежал от офисной каторги мегаполиса и прихватил с собой все свои дорогие побрякушки. Признаки старости – полуразрушенные стены, древние постройки с огромными дверьми и исцарапанная, местами побитая брусчатка – изредка проглядывались в чертах города, как мелкие морщинки – на лице, в которое ботокс колют по строгому расписанию. Гостеприимные вывески, приятный холмистый ландшафт, позволявший наслаждаться безупречным видом на океан с высоких утесов или смотровых площадок, разреженное движение автомобилей, много велосипедистов и бегунов.