Алина Верходанова - Златовласка

– Эй, вставай! Хватит дрыхнуть! – кто-то разбудил ее, резко содрав одеяло. Мама. Мама всегда так делала, когда была не в духе.

«Она знает», – тут же подумала Аня, балансируя на краю сна. Она не хотела просыпаться, не сегодня. Никогда.

– Вставай, тебе говорю, – ее голос был требовательным и напряженным. – Ты с вечера спишь. Я вернулась, еще не было шести, а ты уже дрыхла во всю. Ты не заболела часом?

Аня почувствовала, как на лоб ложится мамина рука, прохладная и сухая, как бумага новой тетради.

– Вставай! Сегодня нельзя опаздывать! Вставай! – она принялась с силой тормошить дочь за плечо, пока та не отозвалась.

– Я встаю, встаю, мам.

Она села на кровати, все еще не спеша открывать глаза. Она не хотела встречать этот день, она вообще больше ничего не хотела. Послышались шаги – мама уходила в кухню за чашкой своего обязательного утреннего кофе.

– Слышала, что случилось вчера? Или ты все проспала?

Аня молчала, впрочем, маме и не нужен был ее ответ.

– Машище из вашего класса упала с нашей крыши. Долбанные соседи потеряли ключ и просто оставили дверь на кровлю открытой. Местные подростки повадились туда лазить покурить да заселфиться, ну и эта дура свалилась. Может, прыгнула, конечно, но вряд ли. Спиной на асфальт – точно свалилась.

По квартире разносился настойчивый запах кофе. Мама снова стояла в дверях комнаты, которая служила их общей спальней. Аня наконец-то смогла открыть один глаз.

– И что теперь? – осторожно спросила она, боясь проявить излишнее любопытство.

– Теперь я должна тащится на летучку перед первым уроком, хотя собиралась идти только третьему. А ты никак не можешь оторвать свой зад от кровати. А-ну марш в ванную!

Аня молча вышла из комнаты. «Повезло? – подумала она. – Неужели мне впервые в жизни повезло?». Она отрыла кран и брызнула себе в лицо холодной водой. Ей все еще было неимоверно страшно, но все же, впервые за долгое время, ей захотелось улыбнуться.

Первое, что бросилось в глаза – щель между зубов. Ее не было. Небольшая, но вполне заметная, вчера еще была, а сегодня – нет. Медленно, даже с какой-то опаской, она провела языком по зубам – ровно. Идеально ровные зубы. Она попыталась улыбнуться, но уголки губ лишь нерешительно дрогнули, как будто ее лицо, измученное долгими страданиями, разучилось улыбаться. Как будто это было не ее лицо.

– Эй, давай живее! – послышался настойчивый приказ. Очень скоро у мамы кончится терпение, и она начнет колотить в дверь.

Аня сделала глубокий вдох, резко выдохнула и выдавила из себя вымученную улыбку. Она сразу ее узнала. Голливудская улыбка, которая стоила Маше 6 лет брекетов, мучений и издевательств, вдруг оказалась на ее лице. Нет, ошибки быть не могло. Аня видела ее сотню раз, эту холодную стерильную улыбку, созданную трудами стоматологов и ортодонтов. А теперь она здесь, в ее зеркале, на ее лице. Безумие. Чистое безумие.

– Если ты сейчас же не выйдешь и не начнешь собираться, я сама тебя оттуда выволоку! В конце концов, сколько можно! Ты будто издеваешься надо мной!

Аня пулей вылетела из ванны, твердо решив больше никогда не улыбаться.

8

Дело замяли. «Еще один тупой подросток свалился с крыши, – сказал следователь. – У нас такое редко, а вот в больших городах – постоянно». Этот ответ всех устроил. Но разве что кроме Мишиных родителей, но специально для них, он грозно добавил: «У нее вон 1,5 промилле в крови. Вы вообще куда смотрели, мамочка? Мы вас сейчас на учет всей семьей поставим. У вас ведь еще дети есть?». Дверь на крышу снова заперли за замок – вот и все. Как будто ничего и не было.

Аню перестали травить в классе. Может, все дело в том, что не стало главной заводилы, а может, в том, как именно ее не стало: трагическая внезапность ее гибели очень долго витала в воздухе напоминанием о смертности всего живого. Но Аня знала, что все дело в ней и ее новой улыбке. Никто ничего не сказал, никто ничего не заметил, но они чувствовали произошедшую в ней перемену, ощущали на уровне самых древних, первобытных инстинктов, что именно она теперь самых страшный хищник в этой клетке, и сторонились ее. Но даже роль изгоя была в миллион раз лучше той позиции вечной жертвы, в которой она была последние несколько недель.

Аня вздохнула свободно. Понемногу она стала привыкать к своей новой улыбке: перестала вздрагивать, глядя на себя в зеркало, разглядывала с интересом, изучая каждый миллиметр этого нового предмета на своем лице, училась улыбаться, аккуратно растягивая уголки губ, а потом приняла и полюбила эту часть себя, как новую данность, как подарок судьбы. У теперь и нее наконец-то было что-то красивое.