Алекс Лоренц: Собаня

Позади, в неверном свете окошка глинобитной хатки, утесом возвышалась фигура в длинном плаще и фуражке.

Антон развернулся, бросился прочь. Готы – следом.

Дряблые мышцы взвыли волком. Головокружение… тошнота… хрипы…

Заросли, кочки, коряги, лужи…

Противоположный склон. Предательски скользкая глина…

Кладбище – свое.

Антон останавливается.

Готы тоже останавливаются.

– Оно не хочет нас отпускать, – сказала девка дрожащим от подступивших слез голосом. – Водит за нос, не дает уйти.

– Давайте вот этой дорогой попробуем, – предложил патлатый. – Тут пешком минут пять до гаражей, добежим быстро. Дальше в поселок вырулим.

Внизу, под склоном, послышались чавкающие глинистой хлябью тяжелые шаги.

Они бежали пару минут. У Антона перед глазами пульсировала кровавая пелена. Сердце колотилось. Как бы в больничку не угодить после такого марафона…

Один из новейших секторов кладбища. Много свежих могил с еще не убранными пластиковыми венками. Яркие, причудливо переплетенные искусственные цветы, расписные черные ленты. Неопрятная помойка у обочины. Отсыревший мусор свален в кучу, которая, словно противотанковый еж, ощетинилась торчащими в разные стороны крестами-времянками.

Фонарь предательски мигал, готовясь вот-вот погаснуть окончательно.

Впереди показались похожие на монструозных глистов вереницы гаражей.

У Антона паника и страх уступили место облегчению.

Четверо нырнули в один из проходов между гаражами и понеслись по лабиринту.

Поворот…

Поворот…

Поворот…

Чтобы не заблудиться, всегда направо…

– Стоп! – крикнул волосатик. – Мы тут уже были. Я видел эти номера.

– НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ! – возопил тощий, согнулся пополам и схватился за голову, выжимая из волос ручьи холодной дождевой воды.

– Давайте в другую сторону, – скомандовал Антон, и они повернули налево.

Они ожидали увидеть еще гаражи. Гаражи, гаражи, гаражи…

Но их приняло в свои смертельные объятия старое кладбище.

Фонарь погас, но участок освещался подрагивающим светом керосиновой лампы, которую Сторож держал в приподнятой руке, облаченной в черную перчатку. На нем был длинный коричневый плащ, сшитый из лоскутов кожи. В отсветах керосинки зловеще поблескивал козырек форменной фуражки, соприкасавшейся с поднятым воротом плаща. Сторож был раза в полтора выше среднего человеческого роста.

Голова выпотрошенного, нахлобученного на плиту гота рывками моталась из стороны в сторону. Дьявольской белизной мелькал посмертный оскал. Разлетались кровавые брызги.

Великан сдвинулся с места. Заскрипел кожаный плащ. Послышалось низкое, зычное дыхание. Повеяло трупным смрадом.

Тощего обильно вырвало.

Антон отшвырнул бесполезный фонарь, развернулся и бросился прочь.

Не сделал он и двух шагов, как увяз. Ноги превратились в деревянные колодки, перестали слушаться. Вместо того чтобы бежать, пусть и медленно, он топтался на месте. Так бывает во сне, когда пытаешься удрать – и не получается; и просыпаешься в липком поту.

Только Антон не мог проснуться. Потому что все это происходило наяву.

Медленно, словно муха в банке с вязким вареньем, он повернулся. Повернулся, чтобы увидеть, как Сторож, держа в одной руке закопченную керосинку со стервозно повизгивающей проволочной ручкой, выпростал из другого рукава плаща пучок щупалец и потрошит готку. Одни щупальца связали ее по рукам и ногам, другие острыми концами вонзились в тело, остальные методично выматывали кишки. Формой образовавшийся клубок напоминал щедрую порцию розовой сахарной ваты на палочке.

Не в силах пошевелиться, Антон целую вечность созерцал чудовищную картину.

Покончив с девкой, Сторож повернулся к тощему, который толокся коленями в грязи, хныкал и молил о пощаде. Щупальце метнулось молнией, острым концом пронзило парню шею, с хрустом перешибло позвоночник.

– Главное – не бояться, – лепетал волосатик, стоявший здесь же, рядом, дрожа. – Главное – не бояться… Главное – не бояться…

Надрываясь и кряхтя, он поднял двумя руками кусок могильной плиты. Поросший осклизлым мхом камень выскользнул из рук, сорвал пацану ногти. Тот взвизгнул. От резкой боли его страх отступил. Он снова подхватил кусок плиты – на этот раз легко, словно пустой мешок. Выкрикнул дурным фальцетом: «Я тебя не боюсь!» – и бросил в подоспевшего Сторожа.

Щупальце ловко перехватило обломок и с влажным арбузным треском размозжило им голову волосатика. Тот рухнул навзничь и обмяк.