Алекс Лоренц - Собаня

Слева – дверь с щеколдой и металлическими проушинами для наружного замка.

Леонид распахивает дверцу. Пустое тесное помещение без окон. Из бревенчатой стены напротив входа торчат на расстоянии метра друг от друга ржавые железные кольца, с них свисают толстые цепи.

Комната. Письменный стол, стулья, погрызенные мышами катушки ниток на полу. Повсюду стреляные патроны, зернышки мышиного кала. На стенах – пожелтевшие, в потеках обои с цветочным узором.

Спальня. Хромоногий стул. Провалившаяся в пол одноместная кровать с плесневелым матрацем. Настенные календари поверх обоев: цветы, животные, цирк. Последний календарь – за 2002 год, семнадцать лет назад.

На подоконнике – самодельная подставка для посуды. С замысловатым, искусным резным узором.

Егор вертит вещицу в руках.

– Возьми с собой, – советует Леонид. – Подгонишь коллекционерам за бешеные бабки.

– Нельзя, – качает головой Егор.

– Почему это?

– Плохая примета – присваивать вещи из брошенных домов.

– И ты веришь в эту херню? – усмехается Леонид.

Егор не отвечает. Бережно кладет резную подставку обратно на подоконник.

Сделав сотни фотоснимков, Леонид направляется к выходу, но задерживается в первой комнате. Смотрит в окно.

– Пойду поссу, – сообщает Егор, выходит из дома и пристраивается сбоку крыльца.

Леонид замечает между подернутыми пыльной паутиной оконными створками маленькую голую пластмассовую куклу. Жутковатая инсталляция. Леня фотографирует с разных расстояний и ракурсов.

– Ну что, идешь? – зовет Егор снаружи.

Леня пристально глядит на куклу. Взгляд ее схематично обозначенных глазок под насупленными бровками устремлен вверх, в вечность. Когда-нибудь стены дома уйдут под землю – и куколка окажется погребена навсегда.

Повинуясь некоему неведомому инстинкту, он протягивает руку, приоткрывает внутреннюю створку. Визжат петли. Сухо трещит краска. Дребезжит потревоженное стекло.

Он очищает куклу от паутины и пыли, прячет в рюкзаке. Убирает телефон в карман, спешит покинуть дом. Под ногами скрипит трухлявый пол – словно стрекочет саранча или старуха смеется.

Они возвращались в город другой дорогой – через санаторную зону у городской окраины. Если не считать нескольких одичалых яблоневых садов, мимо весь путь тянулись две стены непроходимого леса, смыкающиеся верхушками.

Когда чащоба стала редеть, впереди замаячила кряжистая мужская фигура в одежде защитной расцветки и высоких резиновых сапогах. За плечами рюкзак. В руке плетеная корзина с грибами. Загорелое морщинистое лицо. На вид лет семьдесят.

– Соткудова путь держите, ребятки? – поинтересовался грибник, поравнявшись с ними.

Велосипедисты остановились.

– Из Житной Поляны, – ответил Леонид.

– Эк вас угораздило! – Добродушная беспечность на лице старика сменилась тревогой.

Егор глядел в сторону и помалкивал. Меньше всего на свете ему хотелось задерживаться в этих местах – тем более для болтовни с приставучим грибником-пенсионером.

– А чаво, у вас родня с ентих краев? – продолжал допытываться дед.

Леонид помотал головой.

– Вы лучше б туды не сувались – вот чего я вам скажу.

– Эт еще почему?

– А оттого, что место енто нечистое.

– Можно поподробнее? – Леонид положил велосипед на землю. Егор тяжело вздохнул, опустил голову и стал разглядывать березовые листья под ногами.

– Ведьма тама жила. Померла, нет – неизвестно. Труп ейнай нихто не видал. Сгинула лет пятнадцать-двадцать назад. Мож, спотыкнулась да залилась. Злющая баба была. Ух, злющая! Не дай бох! По деревням окрест, бувало, ходила, порчу насылала, хто косо взглянет. А то, бувало, колесом обернется. А то кабаном…

– Колесом? Это как?

– Да вот поди пойми! Колесом обращалась да катилась за тобой всю дорогу – хрен отвяжешься. Но чаще все ж кабаном. Вот тода токо держись! В селения редко хаживала, конечно, но вот в еланях тамошних ее часто видать бувало.

– В тамошних… где?

– Еланях, еланях. Болотах.

– А сами вы откуда?

– Сам с Осиновой Горки. Мимо того места обходная дорога имеется. По ней и хожу. Ну его на хрен – в края гиблые лезть. Боязно. Всяко тама разно творится непонятно. Люди, бувает, пропадають. А с год назад охотник тама застрялился, прям у хате у ейной. Мозги ажно по стенам порскнули. А отчего – нихто не знаить. В семье навродь усе ладно да складно было. Ведьма, видать, сглазила… Вы ж соттудова с собой вещей никаких не унесли, не прихватили?