Александра фон Лоренц: Клятва амазонки

Корабль работорговцев

Восточное побережье Крыма, 967 год, начало лета.

Во второй половине дня поднялся сильный ветер, и море разбушевалось. Корабли то спускались в глубокие промежутки между сизыми волнами, то вновь взбегали на крутые валы, увенчанные белыми гребнями. Когда пенистая волна пыталась накрыть легкие суденышки с носа, то казалось, что вот-вот море поглотит их совсем, но крутобокий драккар упрямо взбегал на самый гребень волны и обрывался в ложбину между ними. За ним, как верный друг, покорно следовал грузовой кнорр, вздымая к небу белые брызги. С левой стороны уже виднелась острая скала, называемая норманнами Носом Хель — там, подле скалы на берегу, северяне-торговцы обычно устраивались стоянки, возвращаясь из Византии. Вскоре драккар вместе с кнорром подошли к берегу. Когда путешественники вошли в залив, все с облегчением вздохнули.

Корабли при¬стали к берегу, шагах в четырехстах от устья реки, которую викинги называли «Оленьей». Мореходы решили провести ночь на суше, отдохнуть день-два, половить рыбы. Все выбрались из кораблей на пляж. Морской переход из Константинополя был окончен.

Торкель Быстрый Меч, высокий рыжеватый норманн, первым соскочил на крупную гальку, кото-рой был выстлан берег реки, и подхватил веревку, брошенную с носа драккара. Его примеру последова-ли десятки других викингов, и пляж оживился от их дружных криков. Скоро корабли были наполовину вытащены из воды, а повыше, в ша¬гах ста от них, уже горело три больших костра.

— Приятно ступить на земную твердь после постоянной качки, — с чувством сказал вождь нор¬маннов, молодой хевдинг Ингмар Девственник, разминая суставы. По дорогому одежде и гордой осанке этого высокого светловолосого человека можно было без труда до¬гадаться, что он из знатной семьи.

— Меня до сих пор качает, — согласился его ровесник Исгерд Золотоволосый, сводный брат Тор¬келя, такой же рослый и крепкий, даже немного по¬выше брата. Длинные золотые волосы Исгерда возле ушей были заплетены в косички, как это принято у скандинавов. Но все равно порывы ветра играли этими косичками, прямо у синих глаз норвежца, не давая ему возможности осмотреться вокруг.

— Гуннар, зачем ты тащишь всю поклажу на берег? — закричал Исгерд здоровенному мужчине свирепого вида, взгромоздившему себе на спину узел, в котором могли поместиться четыре человека, и ша-гавшему по воде, вздымая кучи брызг.

— Так ведь…. А вдруг драккар смоет во время прилива? — удивился викинг.

— Мы тебя положим в него на ночь, вместе с твоей секирой — викинга звали Гуннар Большая Се¬кира — и корабль, не то, что прилив — наводнение не смоет! — заорал Ингмар, и все дружинники пока¬тились с хохоту.

Так, в хлопотах и прошла вторая половина дня. Когда начало смеркаться, в воздухе разлился се¬ровато-синий свет тумана. Он казался неподвижным и сонным, трава и кусты стали мокрые. В конце кон цов, путешественники угомонились, и все расселись возле костров. Они пылали ярким пламенем, освещая крас¬ными всполохами черную скалу Нос Хель. Искры, точно фейерверк, вздымались кверху, рассыпались дождем и медленно гасли в воздухе. Наконец совсем стемнело, зажглись яркие звезды, из-за гор стала по¬дниматься неяркая луна. Ее еще не было видно, но бледный свет уже распространился по всему небу. Один из норвежцев, Олаф Молчун, запел тихую песню. Он пел что-то невеселое, вспоминая родную, но такую далекую Норвегию. И хотя его песня была грустной, в ней было нечто такое, что затрагивало и волновало душу. Некоторые викинги стали подтяги¬вать певцу. Видимо, все соскучились по милому дому, по семье, по близким людям. Исгерд присел на камень и с удовольствием слушал друзей. Побратим Ингмар подошел и присел рядом. Но вскоре все разо¬шлись по своим палаткам. В этот вечер усталые ви¬кинги улеглись спать рано. Нужно было отдохнуть и за прошедшее, и на будущее.

За ночь море немного успокоилось, ветер стих, и туман начал рассеиваться. Небо из черного стало синим, а затем — серым, неприятным. Стоянка варягов ожила — заговорили люди, завере¬щала в стороне какая-то птица, ниже по оврагу ей стала вторить другая. С каждой минутой становилось все светлее, и светлее. Наконец, туман рассеялся полностью, проглянуло синее небо, и яркие лучи солнца проре¬зали мглу и осветили песчаный берег. Стоянка вы¬глядела теперь по-другому. На месте яркого костра лежала груда золы; огня почти не было видно.