Алекс Лоренц: Собаня

По городу поползли слухи. Клиенты один за другим отказались от репетиторских услуг Антона Викторовича. Он остался у разбитого корыта. Вернувшись к маме, несколько месяцев пил, разбазаривал сбережения и превращался в жалкую развалину. Потом худо-бедно взял себя в руки – устроился менеджером в частную компанию. Ненадолго. Его все глубже затягивало в яму алкоголизма. После нескольких прогулов ему указали на дверь.

Цыганские склепы. Могилы застреленных «братков». Белые березы, «мерседесы», спортивные костюмы.

Мелкая, похожая на пыль морось переросла в секущие ледяные струи. Ветер завывал, словно раненый зверь. Стволы голых деревьев жалобно скрипели.

– Вот здесь, – сказала девка, когда они оказались среди захоронений начала-середины девяностых. Примерно отсюда Антон и услышал вопль в отдаленном перелеске.

– Где именно вы заметили, что вашего… гм… друга с вами нет?

– Да шатались во-о-о-о-о-он там, где ивы, – ответил патлатый.

– Прямо среди могил?

– Ага.

Антон размахнулся и шарахнул фонарем по немытой волосатой башке.

Патлач сдавленно вскрикнул.

– Э, слышь, хрен, ты че, а?! – взвился тощий.

– Заткни пасть! – рявкнул Антон. – Не то сейчас тоже схлопочешь.

– Ты мне бровь рассек! – по-девчачьи скулил волосатый, шмыгая носом.

Антона трясло от злости.

– Думаете, смерть – это привлекательно, да? Заманчиво, прикольно? Считаете, можно ломать памятники, топтать то, что дорого семьям, и вам ничего за это не будет?

– Мы ни одной могилы не тронули! – возмутилась девка, гневно сверкнув глазами. – Просто гуляли!

– Как же, знаю я вас. Вандалье поганое. Найдем вашего дружка-полудурка – сразу вызову ментов. И попробуйте только рыпнуться, твари! Пистолет у меня с собой. – Он похлопал по карману куртки. – Не убежите. Да и в городе камер полно. На каждом магазине есть. Вас найдут в любом случае. И будете тогда отвечать за ВСЕ сломанные памятники! – Последнюю фразу Антон выплюнул вместе с брызгами слюны.

Подростки молчали. Даже девка уперлась взглядом в землю. Волосатик зажимал пальцами рассеченную бровь и всхлипывал, как девчонка. Из носа лилось ручьем, сопли смешивались с кровью, жижа стекала по подбородку и на отворот пальто.

– Готика ваша – говно, – сказал Антон. – И музыка ваша – тоже полное говно. И сами вы жалкие куски говна. Одеваетесь как чучела. Вами только ворон в огороде пугать.

Он презрительно сплюнул на асфальт и скомандовал:

– Пошли, быстро. И чтоб я ни слова лишнего от вас не слышал.

До перелеска у дальней окраины пришлось шлепать по жидкой грязи. Там из зарослей золотарника выглядывали неказистые кресты с номерами. Чувствуя, как набухают влагой ботинки и мокнут ноги, Антон думал: «Лучше б сразу сдал малолетних дебилов ментам». Миновав последние участки, они спустились по скользкому глинистому склону в овраг. Тощий поскользнулся и съехал вниз, изгваздался с ног до головы.

Вот он, перелесок, на пригорке.

– И кому только могло прийти в башку сюда лезть… – произнес Антон, взбираясь по склону в поникшей от дождя высокой траве.

– Мы сюда и не лезли, – осмелился возразить патлатый. – Мы там были, на кладбище. Все вроде нормально-нормально, а потом он раз – и исчез. То есть несколько секунд назад мы его видели, потом как-то все отвернулись – так совпало… и нет его. Может, старое кладбище нашел…

– Да нет здесь никакого старого кладбища! – заорал Антон, перекрикивая хлещущие кнутом косые струи. – Тут ничего не было до пятидесятых годов! НИ-ЧЕ-ГО!

– Но легенда…

– В жопу ваши легенды! Их сочиняют такие же бездельники, как вы!

Ребята сочли за лучшее не спорить с взбесившимся сторожем, иначе рассеченная бровь патлача могла оказаться лишь легкой затравкой.

Они поднялись по косогору в перелесок. Вдали виднелись редкие огоньки складов, граничащих с полудохлыми дачными поселками. Там, где днем хорошо просматривалось кладбище, теперь царила непроглядная темень, словно за краем плоского мира.

Они двинулись в глубь перелеска. Луч фонаря выхватывал из темноты одинаковые куски унылого пейзажа: поросшие грязно-желтой травой кочки, голые деревья, кусты.

Через пару десятков метров показались покрытые мхом и лишайником каменные плиты, обломки крестов. На поверхностях – остатки выбитых зубилом фигурных букв и цифр, дореволюционная орфография.

– А вот и старое кладбище, – произнесла девка то, что боялись сказать вслух остальные.

Антон не верил своим глазам.