Это из-за того бездомного?
Данил тогда был похож на персонажа из фильма ужасов с чужой кровью поверх всей одежды. Как же я тогда испугался, подумав, что это его обнажённое мясо, но худшее ждало впереди. Эти паразиты жили в бездомном? Что вообще его могло заставить выбежать на дорогу к несущимся на огромной скорости автомобилям посреди тёмной ночи, кроме безумия? Или невероятной боли и желания побыстрее с ней покончить…
Инопланетяне? Неизвестный вирус? Кара божья? Сейчас каждый из вариантов вполне мог быть настоящим.
Что стало с Данилом, и могу ли я помочь? Сказал бы он мне, даже если бы знал, чем всё это может обернуться? Хочу верить, что да, но я понимал и помнил слишком много, чтобы надеяться на лучшее. Теперь он там, и не в моих силах сделать что-нибудь, чтоб хоть немного изменить ситуацию. Поговорить бы с Данилом, созвониться или написать, но он не увидит, не услышит, не захочет понять. Ему это теперь неинтересно, он слишком сильно изменился. Да и я, кстати, тоже. Быть честным с самим собой – это всё, что сейчас осталось.
Я встал у окна. На улицах сотни людей, которые трясутся в конвульсиях, удерживаемые на ногах непонятно какой силой. Они трутся вокруг дома и смотрят именно в моё окно. Я не вижу их глаз, они скрыты в почерневших лицах, и белозубые оскалы прыгают от одной морды к другой. Все они смешиваются в одну массу. Возможно, кого-то из них я знал раньше, а теперь забыл, даже не желая заново вспоминать. Мне не стыдно, но жалею лишь об одном…
В прихожей раздался звонок, дыхание перехватило от этого. Я в последний момент успел упереться рукой о подоконник и спасти тело от падения на пол, ведь ноги предали его так вероломно. Наверное, я теряю рассудок, потому что тут же поднялся и пошёл открывать дверь. Звенело сначала с перерывами, достаточно короткими, и я всё равно вздрагивал каждый раз, но потом звон стал непрерывным, а стуки моего сердца пропали в этом назойливом и отвратительном писке, накрывшем всю квартиру. Я прижался к глазку и не увидел абсолютно ничего. Наверное, кто бы это ни был, он закрыл его рукой. Я вдохнул и выдохнул, и не помню даже, сделал ли новый вдох, прежде чем распахнул дверь и увидел его.
Данил стоял и глядел на меня, держа одну руку у звонка. Он опустил её, когда я вперился прямо ему в глаза, в которых различал своё же отражение как в мутной, но спокойной воде. За спиной моего друга, столпившись на лестничных пролётах, трепыхались такие же, как он, сплошь покрытые кровью и чем-то чёрным. Их кожа была вся в рубцах и крошилась. Они наблюдали и ждали, что сделает Данил. Он хотел что-то сказать, но, наверное, никак не мог. Я бы хотел услышать что угодно, кроме этого молчания.
Ни одна мысль не подтолкнула к действию, лишь какой-то мышечный, почти случайный порыв, и я рванул в комнату в другой стороне коридора. Данил и его приспешники ринулись за мной. Я захлопнул дверь, в резко уменьшающуюся прорезь между нею и косяком словив взгляд Данила, полный неродной никому на этой планете ненависти.
Помню, что замка у этой двери нет, и поэтому пришлось спиной привалиться, под небольшим уклоном поставив ноги на ковёр. Я опустился чуть ниже, а потом и вовсе сел на деревянный пол, правую ногу упёр в тумбочку. Я думал, что мне придётся всеми силами сдерживать натиск на хрупкую дверь с другой стороны, но никакого давления снаружи не встретил.
На секунду показалось, что прозвучал знакомый голос. Нет, он точно был не случайным рыком, покинувшим рот, полный крови. Это голос, которым были произнесены определённые слова, но они утонули во всхлипах, слившись в нечто нечленораздельное. Я стал прислушиваться и только сейчас понял, что стиснул зубы с такой силой, что почти пищал, а зубы буквально взмолили с тупой кратковременной болью. Я приложил ухо к двери уже не боясь удара, и даже чуть опустил ногу, дав ей небольшой отдых.
Было предчувствие, что за дверью вообще никого, но я каким-то органом чувствовал и даже знал, что там много народу, хоть и людьми из них я никого не назову. Там треск пола под натиском десятка ног, словно покачивающихся из стороны в сторону, и среди этого скрипа снова прорезался голос. Я его знаю уже давно, пусть он и претерпел некоторые изменения лет десять назад. Это был Данил, словно говоривший с опухшей губой или с набитым ртом. Его слова были лишь похожи на таковые, но не значили для меня ничего. Я всеми силами старался что-то вырвать из них, что-то хотя бы отдалённо похожее на человеческую речь, но вообще безрезультатно. Я полностью опустил ногу на пол и больше не держал перегородку, за которой плакал мой лучший друг. Я открыл дверь.
Читать дальше