Монтегю Джеймс - Рассказы о Привидениях Антиквария – Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить

Одна из надписей была:

А другая:

– Мне обязательно нужно прочесть то, что здесь написано, – думал он. – Правда, увы, я основательно подзабыл латынь. Вот смотрю я на эти надписи, а мне кажется, будто я ни единого слова не знаю из тех, которые кто-то умудрился здесь выгравировать. Длинная надпись, похоже, самая простая. Скорей всего это означает: "Кто это тот – кто придет?» Точно, так и будет. Тогда лучший способ об этом узнать – взять и свистнуть в него.

Он осторожно подул в свисток и неожиданно замер от изумления, весьма довольный тем, что ему удалось извлечь такой прелестный звук. Казалось, для звука этого не существует никаких преград, и хотя был он нежным и едва уловимым профессор неожиданно для самого себя где-то глубоко почувствовал, что слышно его на долгие мили. К тому же этот звук обладал великой силой (такой же силой обладают многие ароматы) и способностью создавать образы в сознании. Через какое-то мгновение он будто пережил озарение, и сразу за стремительным порывом свежего ветра он достаточно ясно увидел сквозь ночную тьму широкую черную полосу, словно уходящую в другое измерение, а в самом её центре одинокую фигуру. Откуда она появилась – он не мог понять. Может быть, ему удалось заметить еще что-нибудь, если бы та призрачная фигура не исчезла, уносимая порывом ветра ударившего в оконную раму. Всё произошло так неожиданно, что это заставило его встрепенуться и осмотреться кругом. Как раз в этот момент чайка, поднимаясь ввысь, взмахнула крылом и, пролетая где-то высоко в ночном небе, отразилась в оконных стеклах.

Волшебный свист буквально заворожил его, и поэтому он не смог удержаться от того, чтобы не подуть в свисток еще раз, только на это раз уже смелей. Тот звук, который ему удалось извлечь вслед за первым, был более коротким и намного громче, чем предыдущий, причем такой, что сразу рассеял все миражи. Никакого видения больше не появилось, хотя он очень надеялся на то, что увидит еще что-нибудь. – О, Боже, что это! Каким сильным стал ветер всего за несколько минут! Какой ужасный ураган! Я так и знал, оконные замки не держат! К тому же еще и обе свечи задуло! Такой ветер всю комнату способен перевернуть вверх тормашками.

Первое, что нужно было успеть – это закрыть окно. Со стороны могло показаться, будто двадцать Паркинсов вступили в схватку с небольшой оконной рамой. Он уже почти выдохся от напряжения и чувствовал себя так, словно ему пришлось бороться со здоровым и сильным взломщиком, настолько мощным был порыв ветра. В одно мгновение порыв ветра стих, и окно само по себе с грохотом захлопнулось. Теперь оставалось лишь только снова зажечь свечи, и посмотреть на то, что ветер успел натворить за это время. Впрочем, нет, ничего он вроде бы не сломал. Ни одно оконное стекло не разбилось. Единственное, что, по крайней мере, успел сделать этот шум, так это разбудить жильца из соседнего номера. Было слышно, как полковник топает, расхаживая по своей комнате в одних чулках, и ворчит.

Ветер не спешил стихать. Он с ревом носился за гостиницей, временами его дикие порывы переходили в унылый и безутешный вой, про который Паркинс справедливо заметил, такой способен заставить дрожать всех у кого нервишки пошаливают. А через какую-то четверть часа он уже думал, что даже те, у кого с нервишками всё в порядке, наверняка чувствовали бы себя гораздо лучше, если бы им не довелось при всем этом присутствовать.

То ли виноват в этом был ветер, то ли возбуждение после игры в гольф, то ли после прогулки к руинам Тамплиеров у него разыгралось воображение, но спокойно уснуть он не мог, а что именно было тому причиной – он никак не мог понять. В любом случае, уснуть он не мог уже достаточно долго для того, чтобы начать выдумывать всякое (к моему сожалению, это часто делаю и я, оказавшись в подобной ситуации) и мнить себя жертвой всех существующих болезней, заканчивающихся фатальным исходом. Он лежал и внимательно прислушивался к своему сердцу, чувствуя его биение и боясь того, что оно вот-вот остановится. Он уже нисколько не сомневался в том, что у него воспаление легких, мозга, печени – все сразу. Эти подозрения, а это он знал наверняка, мог рассеять только первый луч утреннего солнца, но до утра было еще далеко, а на душе у него словно кошки скреблись. Он чувствовал приятное злорадство от того что кому-то тоже не спится. Его сосед за стенкой (в темноте было не разобрать, где он находится), также как и он, ворочался в постели и скрипел кроватью.