Андрей Соловьев - Письмо для торговца Чжао

**********

Справедливости ради следовало заметить – народ толпился не только у ларька со спиртным. Помимо потребностей сугубо плотских граждане круглосуточно имели возможность удовлетворить свои культурные запросы. Соседний киоск, где торговали кассетами с музыкальными записями, обступили ценители прекрасного. В хриплых от непосильной нагрузки динамиках поцарапанной колонки 35АС, прикрученной к прилавку шурупами, на радость жителям соседних домов чей-то отчаянный голос под немудрёную мелодию задорно выпевал рассказ о какой-то нездешней роскошной жизни :

– На номенклатурной даче

Телевизоры «Хитачи»,

Деревянная обшивка

И бильярдные столы..

Стуча о стекло костяшками пальцев и нестрижеными ногтями, покупатели тыкали в названия на коробках кассет, пытаясь перекричать наглый голос из деревянного ящика. А голос заливался соловьём так самозабвенно, будто вовсе не нуждался в слушателях :

– Там мы баньку затопили,

Там мы ели, водку пили

И носы мы воротили

От зернистой, от икры..

В отличие от пьяной палатки, заграничное в музыкальном киоске не пользовалось спросом. Покупали всё больше наше, отечественное. Популярны в народе были как пение новомодных звёзд эстрады, так и взявшийся невесть откуда русский рок, представленный здесь в основном знаменитыми группами «Сектор Газа», «Бахыт Компот» и «Красная Плесень». Впрочем, чаще остального публика интересовалась блатными напевами, называя почему-то тюремную музыку изящным французским словом «шансон». И только один чудного вида сутулый парень лет тридцати с бритым наголо коричневым черепом, заглядывая поверх чужих голов, напряжённо повторял в раскрытое окно :

– Ранний «Кримсон» есть?

На жилистой тёмной шее любителя раннего Кримсона болтался обрывок грязной бельевой верёвки, завязанный хитрым узлом навроде морского. Возможно, это был амулет религии вуду или простой узелок на память, однако, со стороны обрывок верёвки выглядел так, словно сутулый сорвался недавно с виселицы. В ответ на призывы озабоченного Кримсоном меломана из окошка тянулись только сизые ленты табачного дыма. Похоже, продавец кассет считал ниже собственного достоинства отвечать на дурацкие вопросы. Понятное дело, ни раннего, ни позднего Кримсона в продаже не было, да и быть не могло. Кому теперь нужна вся эта поросшая мхом иностранщина? Настало наше время. Торговля прёт полным ходом. Без всякой там зарубежной эстрады.

Очевидно, рядом с тремя торговыми точками совсем недавно располагалась четвёртая – если судить по размерам, такой же стандартный ларёк, наподобие вино-водочного. Вот только догадаться, что за товары предлагались тут на продажу, было непросто – на месте киоска высился чёрный обугленный остов. Из покорёженных выгоревших досок торчали согнутые страшным жаром гвозди. Асфальт вокруг был измазан густым слоем пепла в застывших потёках и отпечатках обуви. Что тут произошло – неужто пожар? Немудрено, подумал Дроздов – столько кругом проводов как попало напутано. Вот и случилось короткое замыкание. Хорошо, если никто не пострадал. Сгоревший ларёк народ обходил стороной, не выказывая ни испуга, ни удивления.

Дроздов скользнул глазами по пёстрой сутолоке уличного базара, но задерживаться у прилавков не стал. В середине монументального здания темнел проход под высокой аркой, увенчанной толстым бетонным венком с пятиконечной звездой. Из-под арки с весёлым писком выскакивали юркие ласточки. Туда и направился Алексей решительным шагом, отмахиваясь на ходу от особо назойливых попрошаек.

– Говорил хозяин ейный,

Что построил два бассейна,

Что имеет новый «Бентли»

И огромный в Берне счёт.. – толкнулась было в спину новая порция прилипчивой песенки. Да тут же и оборвалась, стоило Дроздову ступить под тёмные своды. Его шаги отозвались гулким раскатистым эхом. Не прошло и минуты, как Алексей уже был во дворе.

**********

За аркой скрывался совсем другой мир. Дом под номером сорок четыре, высокий и длинный, словно китайская стена, отгораживал от суматошной улицы тихий обширный двор. Сюда не долетали хулиганские мелодии и гнусавая ругань алкашей. Столетние тополя заслоняли жаркое июльское небо липким зелёным куполом. Стволы тополей по толщине приближались к секвойям. Одно исполинское дерево переломилось под собственным весом и рухнуло, оставив чудовищных размером пень. Ствол с увядающей желтеющей кроной валялся тут же, из под него торчали угол детской песочницы и разломанная на куски деревянная лавка. Вокруг подымалась лесом густая полынь. Похоже, никто и не думал убирать останки упавшего гиганта.