Андрей Соловьев - Письмо для торговца Чжао

Последние надежды возлагали на защиту невидимых сил. Под этим понималось как покровительство добрых жителей Неба, так и зловещие чары служителей Преисподней. Что кому было по сердцу. Неловко крестясь на церковные купола и по советской привычке озираясь по сторонам, оробевшие граждане протискивались украдкой между золочёными створками в пропахший ладаном сумрак. Ставили скользкие жёлтые свечи перед суровыми ликами, вторили, как умели, церковному хору и с замиранием сердца касались губами пухлой руки священника. Сопричастность церковным обрядам, как ни крути, придавала уверенность в праве на милость Небес и защиту свыше. А если опустишь купюру-другую в прорезь фанерного ящика с табличкой «На церковные нужды», на душе и вовсе станет легко и свободно – так, что хочется петь. За отдельную плату можно было устроить молебен архангелу Михаилу – от насильников, зложелателей и, главное дело, от подлых квартирных воров.

Те, кто не верили в светлую силу Добра, посещали магазин колдовских принадлежностей на Уссурийском бульваре под многообещающим названием «Тайная власть». В ассортименте было всё потребное для общения со стихийными духами, демонами и душами мёртвых. Магические кристаллы и хрустальные шары. Карты Таро и гадательные таблицы. Всевозможные талисманы и амулеты. Тошнотворные ведьмины зелья. И небольшая, но со вкусом подобранная чернокнижная библиотека, где можно было без труда отыскать заклинания на все случаи жизни. В наличии имелось даже руководство, как вызвать из ада самого Дьявола. Кто, как не он, в самом деле, обладает достаточной силой, чтобы отвадить воров от жилища?

Впрочем, следует признать, покровительство Света и Тьмы помогало неважно. Двери, опрысканные святой водой и окуренные ладаном, открывались так же легко, как и двери, заговорённые по тибетской Книге мёртвых и разрисованные каббалистическими символами. Должно быть, воры ставили свечи в том же соборе на Комсомольской площади. И покупали книги по чёрной магии в той же лавке на бульваре.

Мужичок с багровой, блестящей на солнце, словно лакированной, лысиной проворно взобрался на ближайший фонарный столб и теперь сосредоточенно прикручивал концы проводов сварочного аппарата куда-то к основанию разбитого фонаря, собираясь украсть электричество у кого-то незримого и очень далёкого, а потому совсем не страшного.

С улицы раздалась громкая нецензурная брань. Вышло так, что сдавая задом, грузовичок с исписанными иероглифами бортами провалился колесом в открытый люк и застрял там намертво. Ничего особенного – чугунную крышку люка на днях украли. Как украли другие чугунные крышки со всех остальных люков в окрестностях. И что тут поделаешь? Время воров на дворе.. Дроздов зевнул, со вздохом бросил окурок в кучу других окурков под самым балконом, вернулся назад в спальню и уснул уже до самого вечера.

**********

Ночное дежурство

С двумя пересадками ровно к восьми часам Дроздов добрался до нужного адреса. Там, где спокойная в прошлом улица Котовского огибала круглый, как блюдце, скверик, сразу за автобусной остановкой вытянулся монументальный жёлтый дом в пять этажей высотой. Пыльный замусоренный сквер местные жители испокон веку гордо называли площадью. Посередине усеянного трещинами асфальтового пятачка на двухметровом постаменте высился отлитый из бетона бюст одиозного борца за Советскую власть, чьё имя носила улица. Крашеный и перекрашенный несчётное количество раз, при последнем секретаре райкома он был обмазан таким толстым слоем густой серебрянки, что разобрать черты героического лица никому уже было не под силу.

Памятник окружали цветочные клумбы без признаков цветов, заросшие густо полынью и лебедой. Четыре истоптанные скамейки с отломанными спинками, все в плевках и окурках, довершали убогий ландшафт. Ну чем, в самом деле, не площадь? На эту площадь и смотрел длинными рядами больших квадратных окон жёлтый дом под номером сорок четыре. Дом с вычурными бордюрами в лепных дубовых венках и выпуклых звёздах. Маленькими балкончиками с пузатыми бетонными кеглями под толстыми перилами. Декоративными колоннами на фасаде. И сквозными проходными подъездами, парадные двери которых наглухо заколотили ещё при старом режиме. Ни дать, ни взять – образцовая сталинка.

Третьяк, несомненно, во многом был прав. Жёлтые стены дышали тоской по тем временам, когда окружающий мир казался понятным, предсказуемым и дружелюбным. Стены будили полузабытое чувство уверенности в завтрашнем дне. Один только вид внушительного строения вселял безмятежный покой. Чего уже точно нельзя было сказать об окружающей дом территории. В самом деле, трудно отыскать было место более шумное и беспокойное, чем остановка общественного транспорта. И, пожалуй, настолько же грязное.