Андрей Соловьев - Письмо для торговца Чжао

Тротуар до того был заплёван подсолнечной шелухой, что при ходьбе из-под ног раздавалось тихое шуршание, как это бывает в осеннем лесу. Поверх шелухи прохожие сыпали без разбора мусор разного рода. Тут валялись обёртки от жевательной резинки и шоколадных батончиков, обрывки старых газет и журналов, смятые сигаретные пачки, пустые банки из-под заграничного пива, разнокалиберные окурки, горелые спички, яичная скорлупа, картофельные очистки, несортовые фигурные бутылки и растянутые презервативы популярного розового оттенка.

Пожалуй, люди могли бы складывать мусор в предназначенные для этого урны, как они делали при старом режиме. Только все железные урны давно постигла участь крышек колодезных люков – их украли и сдали в металлолом. Дворники с улиц тоже куда-то исчезли, словно их вывезли вместе с урнами на переделку. Мусор убирать стало некому, а потому больше не считалось постыдным гадить прохожим под ноги – ведь ваше свинство не могло огорчить почтенных работников метлы и лопаты.

Ну, и ладно! Подумаешь, мусор – переживём.. К мусору нам не привыкать. Зато наконец удалось наладить бесперебойное снабжение граждан товарами первой необходимости. На остановке работал большой павильон под железной крышей, где бойко шла круглосуточная торговля. Кроме обязательных пива и сигарет в павильоне имелись в наличии многие важные продукты, без которых трудно было уже представить нормальную жизнь. Красные баночки с белой вязью Coca Cola, легендарные шоколадные батончики «Марс» и «Сникерс», тонкая вафелька «Куку-Руку», бисквиты «Вагон Вилз» со вкусом мучного клейстера, американские сосиски в пачках, раскрашенные во все оттенки красного, и многое, многое другое – несомненно, важное и нужное, хорошо знакомое гражданам по телерекламе.

Сказать по совести, мир автобусной остановки был просто гадок. На площадке у коммерческих ларьков крутилась омерзительного вида пьянь. Воняющие немытым телом и засохшей блевотиной оборванцы нагло приставали к прохожим, выпрашивая мелочь на хлеб и на проезд неведомо куда. Прохожие хватались испуганно за карманы, ощупывая кошельки, но доставать оттуда деньги для оплаты чужого проезда не торопились. Пьянчуги лениво переругивались между собой, виртуозно матерясь и нарочно искажая голоса так, чтобы они звучали гнусаво и агрессивно.

На самом деле, ехать им было некуда и незачем. Всё, к чему устремлены были помыслы выпивох, находилось на расстоянии протянутой руки. Рядом с большим павильоном стоял ларёк поменьше, набитый разноцветными бутылками до самой крыши. Обычной русской водке здесь отводилось довольно скромное место в левом нижнем углу. За мутным стеклом витрины красовались по большей части недоступные в эпоху застоя, но уже полюбившиеся потребителю, заграничные марки алкогольных напитков.

Лучшее место возле окошка занимал фаворит продаж – знаменитый спирт «Ройял» в литровом флаконе. Рядом помещалась пузатая фигурная бутыль, укупоренная золотистой пробкой. На стекле присутствовала изящно выдавленная рельефная буква «N», зато совершенно отсутствовали данные производителя и страны выпуска. На бутылке даже не было этикетки с названием. Покупатели, тем не менее, свято верили, что внутри находится не что иное, как известный по французским фильмам и детективным романам дорогой коньяк «Наполеон». Ведь именно так товар был обозначен на ценнике.

Коньяк вообще был представлен здесь в широком ассортименте. «Дагестанский», «Армянский», «Грузинский» – гласили надписи на этикетках с горными козлами и виноградными гроздьями. Внутри бутылок в такт перестуку трамвайных колёс покачивалась одинаковая с виду тёмно-жёлтая жидкость. Этикетки от коньячных бутылок то и дело отваливались. Цветные картинки с тихим шелестом падали за прилавок, под ноги продавцу. Продавец – угрюмого вида раскосая толстогубая девушка со вздохом поднимала их с пола и привычным движением мазала клеем с помощью разлохмаченной щетинистой кисточки, не особо вникая, на какую бутылку лепить ту или иную бумажку.

На верхней полке яркой шеренгой выстроилась дамская радость – приторные ликёры «Бэйлис», «Амаретто» и «Кюрасао». И, конечно, для желающих освежиться – как-никак, на дворе расплывался зноем горячий июль – за стеклом красовались железные банки двенадцати сортов великолепного пива со всех концов света. Стоит ли удивляться, что к окошку тянулась нескончаемая очередь страждущих обоих полов от мала до велика?