Руслан Передельский - Чугунные облака

Она игриво улыбнётся любимому мужу, подойдя к нему ближе, схватив книгу и отбросив её в сторону. Она не будет знать, кто на самом деле лежит рядом с ней. Она будет думать что живёт верно, каждый день посвящая ему.

Андрей спрыгнул с окна, выйдя из комнаты хлопнув массивной деревянной дверью.

Шла пятнадцатая минута разговора ни о чём. Ну, для кого ни о чём, для кого – интереснейшие мемуары местной сумасшедшей. Душещипательный рассказ о детях и муже в мельчайших подробностях.

– Дети разъехались по стране, живут предельно далеко друг от друга. А муж…

Макс толкает меня, как бы говоря: «А вот с этого момента включайся». Он сидит на коленках, устав стоять выслушивая нуднейшие истории.

– … Погиб.

– Как?

МаМа поднимает глаза, переставая рассматривать морщины на своих дряблых руках. Кажется, вот-вот и с влажного века упадёт первая слезинка. Подправляя длинное бесформенное платье, выцветшее и потерявшее цвет от многочисленных стирок, она искренне делает вид непонимания.

– Как он погиб? Ваш муж.

– Ужасная болезнь. Этого вам достаточно? – рычит она, напоминая голодную умирающую волчицу, показывающую последние признаки жизни. Чтобы не сбиться и высосать из разговора максимум, я нарисовал план в блокноте, состоящий из понятных лишь мне заметок:

1. Фотография. Что М. скажет?

2. Ночной лес. Любит она прогулки?

3. Осмотреть дом. Хочу пить!

Осматривая страничку блокнота ручкой выстукиваю ритм. Мои нервы никогда не поддавали виду, но последнее время всегда появляется нужда чем-то дёргать, что-то трогать. Выгляжу я, должно быть, как поехавший. Сейчас, например, стучу по журнальному столику крышкой ручки, пытаясь угадать мелодию.

Напоминает балладу Стиви Уандера, никак не могу вспомнить названия.

И тут сердце обрывается. Взгляд фокусируется на очередной нелепой рамке, на этот раз шоколадного цвета. В качестве декора на ней расклеены плитки шоколада из мягкого материала, схожего на пластилин. Выглядит максимально убого.

За стеклом вижу знакомую фотографию, на этот раз без даты. Работники фермы фотографируются в лохмотьях. Помню я её прекрасно, ведь сразу выхватываю из толпы знакомое лицо.

Лицо женщины, сидящей прямо передо мной.

Лицо женщины, сидящей прямо передо мной на снимке столетней давности.

Пытаюсь не поддавать вида, хотя выходит не очень хорошо. В ушах начинает звучать знакомый визг, и я еле задерживаюсь чтоб не обхватить голову руками и не закричать «Заткнись! Заткнись! Заткнись!» Вообще, от одного вида фото хочется отключиться и плюхнуться на диван, раздавив лысого сфинкса Нику. Казалось бы, мне не привыкать.

– Этот город единственное место, что я видела за всю свою жизнь. Он убежище для меня, понимаешь? – сейчас она обращалась к Максу, кивающему как собака-болванчик на каждое её слово.

Не хочется её прерывать, но…

– Какая милая фотография! – вскрикиваю я, нажав на кнопку «On” рядом с надписью «Милейшее поведение» – Вы работали на ферме? Расскажите про это!

Я перебил её головокружительную речь и МаМа начинает вскипать, стараясь не показывать вылетающего пара. Она лишь молча смотрит на меня, периодически посматривая на развёрнутую к ней боком рамку:

– Да. Работала. Рассказывать нечего – бедность, нищета…

Она продолжает описывать фермерские будни, а я ухожу в раздумья. Никакого отрицания или глупого оправдания с пеной у рта вроде «Это моя сестра!». Старуха явно плохо поразмыслила над прикрытием.

Кто же она такая?

Кто же этот человек, прячущийся за маской невинного божьего одуванчика? Трясущиеся руки, седые волосы собранные в лохматый пучок, широкие глаза наполненные слезами. Как и всё в этом городе она тщательно скрывала тайну за своим идеально подобранным образом. Сейчас я разглядел это насквозь.

– Фотография выглядет такой старой!– ещё одна глупая фраза в список глупых фраз, о которых мне, впоследствии, пришлось пожалеть. На секунды показалось что старуха всё поняла. Блеснула глазами в мою сторону, одновременно пугливо, одновременно уверенно.

Я вновь почувствовал нарастающий жар – все внутренности начали гореть как на адском одре. На лбу показался пот. Кажется, вот-вот и я вправду отключусь. В глазах темнеет, и я осознаю что больше всего на свете хочу выйти из этой тесной коробки.

Не выдержу ещё одного её взгляда, ещё одной истории. Я не могу находиться рядом с ней и всё тут. Задохнусь от запаха мочи, от летающей в воздухе шерсти.

Понимая, что пора сруливать громко и отчётливо прошу, забывая о том что старушенция не глухая: