Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Бабушка внимательно поглядела на него.

— Очень боишься?

Билли помедлил, зная, что они не станут учить его, если он сам этого не захочет; однако ему очень хотелось понять, почему он видел Вилла Букера, вылезающего из кучи угля.

— Нет, — ответил он. — Не очень.

— Когда это начнется, остановиться будет невозможно, — в последний раз предупредила обоих Ребекка. Затем она, кряхтя, наклонилась к Билли и осветила лампой его лицо.—Ты сильный мальчик?

— Да, у меня есть мускулы, и я могу...

— Нет. Есть ли у тебя сила здесь? — Бабушка постучала его по груди. — Достаточно ли ты силен, чтобы ходить в темные места и возвращаться обратно?

Во взгляде старушки был вызов. Билли оглянулся на столб белого дыма, нащупал в кармане кусочек угля, выпрямился и спокойно ответил:

—Да.

— Хорошо. Тогда мы готовы.

Ребекка выпрямилась и отперла дверь коптильни. Из помещения медленно выкатилась волна пепла, а пламя в лампе затрепетало. Рамона взяла Билли за руку и вслед за матерью вошла внутрь. Дверь сейчас же снова заперли на щеколду.

Костер из сосновых веток, обложенный камнями, полыхал на земляном полу; прямо над ним, в нескольких футах от потолка, располагался круглый металлический дымоход. Билли понял, что костер разожгли давно — по углям то и дело пробегали красные и оранжевые сполохи, вдоль стен висели деревянные крюки и рамы для подвешивания мяса; Ребекка повесила лампу на ближайший крюк и жестом пригласила Билли сесть у огня. Когда он устроился и жар от костра тугой маской стянул ему щеки, бабушка развернула тяжелое одеяло, которое лежало на полке, и обернула им плечи Билли так, что наружу остались торчать только его руки и лицо. Все стены коптильни были завешаны разноцветными шерстяными одеялами, чтобы удерживать внутри тепло и дым. На одном из крюков, блестя перьями, висела темно-красная керамическая сова, с другого свисала странная красная керамическая маска, с третьего — что-то похожее на руку, сжимающую сердце, а на четвертом висел ухмыляющийся белый керамический череп.

Рамона села справа от Билли. Ребекка потянулась к дымоходу, тронула маленький рычажок, и заслонка с лязганьем закрылась. Дым начал медленно расползаться по помещению. Затем Ребекка подошла к сумке, стоявшей в углу, и вернулась с охапкой мокрых листьев; она бросила их в костер, и дым сразу же стал еще гуще, сменил цвет на голубовато-серый и зазмеился над самым полом. Старуха достала из сумки еще три предмета — черненую глиняную трубку, кожаный кисет, расшитый синими и желтыми бусинами, и потрепанную старую Библию в кожаном переплете. Затем она опустилась на пол слева от Билли.

— Мои старые кости не выдержат слишком долго, — тихо сказала она, раскладывая перед собой трубку, кисет и Библию.

Языки пламени прыгали, рисуя на стенах корявые тени; мокрые листья трещали и сыпали искрами. Дым становился все гуще и начал щипать глаза; по лицу и груди Билли катились капли пота.

— Это начало, — сказала Ребекка, глядя на мальчика. — Отныне все для тебя будет новым. Перво-наперво ты должен знать, кто ты есть и что ты есть. Цель поет в тебе, Билли, но чтобы понять ее, ты должен выучить песню.

Ребекка наклонилась к внуку, в ее глазах сверкали отблески пламени.

— Песню чокто, песню жизни, посланную нам Дарующим Дыхание. Он в этой книге. — Она прикоснулась к Библии. — И везде: внутри, снаружи, в твоем сердце и душе, везде...

— А я думал, он живет в храме, — сказал Билли.

— Да. В храме тела. Камни и бревна здесь ни при чем.

Старуха развязала кисет и начала набивать трубку темной маслянистой смесью древесной коры, трав и кусочков похожего на папоротник растения, растущего на берегах далекого ручья.

— Сотни лет назад все это принадлежало чокто. — Она повела вокруг себя рукой, разгоняя неподвижную завесу дыма. — Алабама, Миссисипи, Джорджия... Наш народ жил здесь в мире, привязанный к земле. Когда пришли бледнолицые, они отняли у нас эту землю, поскольку увидели, как она хороша; Дарующий Дыхание велел нам принять чужаков и научиться жить в их мире, в то время как другие племена начали войну и были истреблены. Чокто выжили, но стали народом, о котором никто не помнит. Тем не менее наша кровь сильна, а наши знания не потеряны. Дарующий Дыхание — Бог чокто, но он ничем не отличается от Бога белых людей, — тот же самый Бог, любящий всех мужчин и женщин. Он говорит с нами бризом, дождем и дымом. Он обращается к нашим сердцам и может сдвинуть горы руками человека.