Роберт Маккаммон - Ваал. Неисповедимый путь

Билли минуту поразмышлял, хмуря брови. Ему правилось место, где поселилась бабушка — белый домик на трех акрах заросшей лесом земли с достаточным количеством извилистых тропинок, — но что скажет отец?

— Когда мы поедем? — спросил он.

— Скорее всего завтра утром. Мы сядем в автобус около продовольственного магазина и к полудню будем на месте. Но мы поедем только в том случае, если ты сам этого захочешь.

— А чему я должен научиться?

— Особым приемам, — ответила Рамона. — Приемам, которым ты нигде больше не научишься. Некоторые из них довольно легкие и веселые, а некоторые... не очень; кое-что может даже причинить тебе боль. Ты стоишь на грани созревания, Билли, и, может быть, некоторые вещи ты лучше поймешь этим летом, чем следующим.

Темное мерцание глаз Рамоны и тревожило Билли, и возбуждало его любопытство; это было то же самое, что видеть какой-то блеск в дальнем уголке леса, который ты еще не осмелился исследовать.

— Хорошо, я поеду, — решился он.

— Тогда тебе нужно собрать кое-что из одежды. Возьми из своего комода нижнее белье и носки, а я пока соберу свои вещи. Потом мы поужинаем. Хорошо?

Передвинув лампу, Билли открыл ящик своего комода, достал оттуда трусы и несколько маек и положил их на кровать. За ними последовали носки, футболки и его любимые подтяжки а-ля «Одинокий странник». Его куртки и джинсы лежали в родительском гардеробе, и Билли решил взять их позже. Он залез под кровать и вытащил оттуда большой бумажный пакет с коробкой из-под сигар «Датч Мастерс», в ней хранились все его сокровища.

Мальчик решил положить в пакет свои вещи, а пока сел на кровать, положил на колени сигарную коробку и открыл крышку, все еще хранящую легкий запах дорогого табака.

В коробке лежали зеленые «кошачьи глаза», гладкие коричневые гальки, камень с отпечатком листа древнего растения, йо-йо, который свистел, двадцать пять вкладышей от жевательной резинки с изображениями кровопролитных битв времен Гражданской войны и...

Билли разглядывал содержимое коробки, и его глаза медленно расширились; затем он выкрутил фитиль лампы — внезапно ему показалось, что в комнате слишком темно.

Отражая оранжевый свет коптилки, в коробке лежал маленький кусочек угля. «Я не клал его сюда, — думал Билли. — Или клал?» Он не помнил; нет, он был уверен, что не клал. На первый взгляд кусок угля выглядел довольно обычно, но по мере того как Билли глядел на него, в памяти всплывало лицо Вилла Букера, и он вспомнил о том, как прекрасно они проводили время. Билли вынул уголь из заветной коробки и поднес поближе к глазам, изучая его острые грани.

Он не знал, как попал сюда этот кусочек, но понял, что на то есть причина. Вилл мертв, да, Билли знал это, но в его памяти жил образ друга. «А если вы помните — в самом деле помните, — думал Билли, — то вы можете остановить время, и никто никогда не умрет». Он медленно сжал уголь в кулаке, и мягкое тепло разлилось от его ладони к локтю.

Билли вспомнил о событиях прошлой ночи и нахмурился. Как на него смотрел этот юный Уэйн Фальконер! Он не понял, почему мама назвала действия евангелистов «сродни убийству», но догадывался, что она почувствовала в их методах странное, даже страшное, нечто такое, что он не мог до конца осознать.

Билли прислушался к ночным звукам в надежде услышать шум папиного автомобиля, но ничего не услышал. Вдруг без предупреждения в его памяти всплыл образ зверя, освещенного фарами грузовика. Билли содрогнулся, положил кусочек угля в сигарную коробку и начал складывать вещи в пакет, готовясь к завтрашнему отъезду.

Джимми Джед Фальконер проснулся на рассвете от лая Тоби. Он полежал немного рядом со спящей женой, красавицей-блондинкой Камиллой, прислушиваясь к тому, что делается возле дома. «Гоняет кроликов», — решил он, когда собачий лай затих на лесной опушке. Подумав о Тоби, он естественным образом вспомнил о первом чуде, которое собственными руками сотворил его маленький Уэйн.

Это случилось в один из апрельских дней. Кемми мыла на кухне тарелки, когда услышала крик Уэйна и выскочила из дома, чтобы посмотреть, в чем дело. Уэйн бежал к ней, держа в руках окровавленный мешок собачьей плоти, и выкрикивал что-то невнятное. Он споткнулся, упал, а когда Кемми подбежала к сыну, то увидела, что Тоби бьется в агонии; из его разорванной груди вырывалось слабое дыхание. Мускулистое тело пса превратилось в месиво из мяса и раскрошенных костей, голова была вывернута набок, а из ушей шла кровь.