Клайв Баркер - Проклятая игра [litres]

Марти протянул руку, чтобы дотронуться до нее; ее лицо было перекошено от боли. Но он решил не вмешиваться в то, что было явно жизненно важным моментом: это могло принести больше вреда, чем пользы.

– Ну-ну, – сказал офицер, высоко сидя на лошади. – Ты не кажешься мне мертвым.

– Я тренировался, – ответил сержант. Остроумие принесло ему второй удар. Судя по взглядам окружавших людей, повезет, если его не выпотрошат. Они были готовы к развлечению.

– Ты не умрешь, – сказал офицер, похлопывая своего коня по блестящей шее. Присутствие такого количества разлагающихся трупов заставляло чистокровного скакуна тревожиться. – Сначала нам нужны ответы на некоторые вопросы. А потом ты сможешь занять свое место в яме.

Небо за головой офицера с плюмажем потемнело. Пока он говорил, сцена начала терять связность, будто Мамулян забыл, как все было дальше.

Глаза Карис снова начали дергаться взад-вперед под веками. Ее охватил еще один вихрь впечатлений: каждое мгновение было очерчено с абсолютной точностью, но все происходило слишком быстро, чтобы она могла что-то понять.

– Карис? С тобой все в порядке?

– Да, да, – сказала она, задыхаясь. – Просто мгновения… живые мгновения.

Она увидела комнату, стул. Почувствовала поцелуй, пощечину. Боль, облегчение, снова боль. Вопросы; смех. Она не была уверена, но догадывалась, что под давлением сержант рассказывает врагу все, что тот хочет знать, и даже больше. Дни проходили в мгновение ока. Она пропустила их сквозь пальцы, чувствуя, что спящая голова Европейца с нарастающей скоростью движется к критическому событию. Лучше всего позволить ему идти впереди; он лучше, чем она, понимал значение этого спуска.

Путешествие закончилось с шокирующей внезапностью.

Над ее головой разверзлось небо цвета холодного железа. С него падал снег – ленивый гусиный пух, который, вместо того чтобы согреть ее, вызывал боль в костях. В тесной однокомнатной квартирке, где Марти сидел напротив нее полуголый и потел, зубы Карис начали стучать.

Похоже, похитители сержанта закончили допрос. Они вывели его и еще пятерых пленников-оборванцев в маленький четырехугольный двор. Он огляделся по сторонам. Это был монастырь – по крайней мере, до того, как его захватили. Один или два монаха стояли под крытой галереей и философски взирали на происходящее.

Шестеро пленников стояли в очереди, пока падал снег. Они не были связаны – отсюда некуда бежать. Стоявший последним в строю сержант грыз ногти и старался думать о пустяках. Они умрут здесь, это неизбежно. Они не были первыми, кого казнили сегодня днем. Вдоль одной из стен, аккуратно разложенные для посмертного осмотра, лежали пять трупов. Их отрубленные головы перенесли – что являлось окончательным оскорблением – к паху. Широко раскрыв глаза, словно потрясенные смертельным ударом, они смотрели на падающий снег, окна и единственное дерево, посаженное на квадрате земли среди камней. Летом оно, несомненно, приносило плоды; птицы пели в нем идиотские песни. Теперь же оно было безлистным.

– Они собираются убить нас, – сказала она будничным тоном.

Все происходило неформально. Руководящий процедурой офицер в накинутой на плечи шубе стоял спиной к пленникам, грея руки у пылающей жаровни. Палач был с ним, его окровавленный меч небрежно лежал на плече. Толстый неуклюжий мужчина, он рассмеялся какой-то шутке офицера и выпил чашку чего-то согревающего, прежде чем вернуться к своим обязанностям.

Карис улыбнулась.

– Что происходит сейчас?

Она ничего не сказала. Ее глаза были устремлены на человека, который собирался их убить; она продолжала улыбаться.

– Карис. Что происходит?

Солдаты выстроились вдоль шеренги пленников и повалили их всех на землю посреди двора. Карис склонила голову, обнажая затылок.

– Мы умрем, – прошептала она своему далекому наперснику.

В дальнем конце шеренги палач поднял меч и одним профессиональным ударом опустил его. Голова пленника, казалось, отпрыгнула от шеи, выталкиваемая вперед гейзером крови. Он был зловещим на фоне серых стен и белого снега. Голова упала лицом вниз, покатилась и остановилась. Тело свернулось клубком на земле. Краем глаза Мамулян наблюдал за происходящим, стараясь не стучать зубами. Он не боялся и не хотел, чтобы они думали, что он боится. Следующий в очереди мужчина начал кричать. Двое солдат шагнули вперед по приказу офицера и схватили пленника. Внезапно, после затишья, в котором было слышно, как снег опускается на землю, шеренга разразилась мольбами и молитвами; ужас приговоренного открыл шлюзы. Сержант молчал. Им повезло, что они умирают вот так, подумал он: меч предназначался для аристократов и офицеров. Но дерево было еще недостаточно высоким, чтобы повесить на нем человека. Он смотрел, как меч падает во второй раз, и гадал, продолжает ли язык болтаться после смерти, сидя под высыхающим нёбом мертвеца.