Александр Уваров - Сердце [СИ]

В тусклом свете подвальной лампы это сходство с насекомыми было так велико, что Дмитрий Иванович остановился и невольно попятился назад, машинально перебирая ногами, словно готовясь давить ползущих к нему хитиновых тварей.

Но вот куча окончательно рассыпалась — и увидел Дмитрий Иванович человека в рваном и потёртом синем комбинезоне, что лежал посреди разбросанных тряпок, хрипел, плевался и отчаянно колотил руками по глухому бетонному полу.

— Великий! — завопил Фёдор и…

Дмитрий Иванович в крайнем удивлении обернулся.

…упал на колени.

— Муда! — прошипел человек и попытался приподняться, перевернувшись на бок, но потерял равновесия и снова упал на спину.

И застонал, тяжело и жалобно, так, как будто на спине у него была рана или позвоночник был повреждён.

«Он не может встать! — понял Дмитрий Иванович. — Ему даже приподняться трудно. Он ходить не может… У него что-то с ногами? Или с позвоночником?»

— Мудак! — человек, наконец, протолкнул ругательство сквозь сведённое болевой спазмой горло и, продолжая лежать на спине, пальцем поманил…

«Нет, не меня, конечно», — догадался Дмитрий Иванович.

…побелевшего от страха Фёдора.

— Я не виноват, — шептал затрясшийся Фёдор. — Я глуп! Пожалей меня!

«Иди, — шептал человек. — Иди…»

Дмитрий Иванович, будто завороженный, неотрывно, даже на миг не отводя глаз, смотрел на этого человека.

Облик его был жалок и ужасен одновременно.

Мертвенно-белая кожа, впавшие щёки, выпирающие треугольники скул, угольно чёрные-глаза — казалось, это не лицо, а череп, череп белой, иссушенной кости.

Длинные, тонкие пальцы с отросшими сантиметра на два серыми ногтями непрестанно дрожали, дёргались, царапая пол и вычерчивая извилистые полосы в подвальной пыли.

А когда он говорил… или стонал — рот его становился тёмным провалом, появляющимся и исчезающим вновь, отчего сходство лица с белым черепом становилось особенно пугающим.

И в то же время…

Он был настолько несчастен и беспомощен…

«Или кажется таким?»

…что страх исчезал, и хотелось сделать… ну хоть что-нибудь… нет, прикоснуться всё-таки трудно, просто позвонить в «скорую»…

«Как же, приедут они за бомжом!»

…или купить какое-нибудь лекарство.

Но он так грязен!

Комбинезон, кажется, бывший строительный, измазан так, что местами и цвет не разберёшь, и на нём…

Какие-то бурые пятна… Бурые пятна?

«Кровь?!»

— Помоги, — прошептал человек.

Фёдор стоял рядом с ним, согнувшись и замерев в поклоне.

— Помоги мне подняться. У меня всё затекло… Проклятое тело! Проклятое! Мне трудно дышать, давит грудь…

Человек закашлял и выкрикнул сквозь кашель:

— Не оставляй меня надолго! Не бросай меня! Мне нельзя так долго лежать на спине! Я могу задохнуться! Мразь! Урод!

Он взмахнул руками, словно пытаясь зацепить в воздухе какую-то невидимую опору.

— Не смей бросать меня!

И снова перешёл на шёпот:

— Запомни — без меня ты никто. Никто… Система жизнеобеспечения повреждена, я долго не протяну… Не дай мне умереть, не дай мне остаться здесь! Где мешок? Помоги мне сесть. Я хочу сидеть там, у стены. Там труба, она так приятно гудит… Где мешок? Пора лететь!

— У нас гость, — шепнул Фёдор и, подсунув руки под спину, бережно приподнял человека.

И Дмитрию Ивановичу показалось, что голова подвального врача еле качается, словно еле держится на тоненькой, из слабых жилок сплетённой шее.

— Гость! Ой, больно…

— Терпите, Великий, — шептал Фёдор, осторожно подтаскивая врача к оштукатуренной подвальной перегородке, рядом с которой выступал из пола чёрный чугунный цилиндр водопроводной трубы. — Ещё пару шагов… Так, чтобы спиной прислониться, чтобы удобно было… Терпите, господин мой, терпите… Вы не бросите меня… Простите меня, простите… Вот так, вот так…

«Как он любит его! — с удивлением отметил Дмитрий Иванович. — Какое уважение оказывает… Ведь не шутка же это? Не ирония? Не разыгрывают меня? Нет, всё серьёзно, всё так по-настоящему. Как он осторожно сажает его, и кланяется при этом… Невероятно! Кто же этот врач? Почему он живёт в подвале? Почему он лежит на полу, заваленный кучей зловонного тряпья? И что же случилось с ним?»

— Гость? — спросил врач, едва Фёдор помог ему устроиться у стены.

И махнул рукой, подзывая Дмитрия Ивановича.

— Гость, гость, — поспешно подтвердил Фёдор. — Очень больной, очень несчастный человек. Он так страдает, Великий, так страдает! И сердце болит, и лёгкие… Сам слышал — он кашляет, кашляет! Его надо лечить!