Карен Макквесчин - Проклятие Гримм-хауса [litres]

– Где моё место? – спросила Хэдли, рассматривая три стула.

Она пошла вокруг стола, любуясь искусной сервировкой. Запах стоял такой, что впору было сойти с ума.

В дверях показалась тётя Максин и погрозила ей пальцем:

– Не спеши. Сперва танцы, потом еда.

Хэдли перевела дух, набираясь отваги. Наслушавшись рассказов Иглы о детях, превратившихся в пепел, она решила больше не танцевать перед тётками. Она не совсем поняла, о чём толковала Игла, и ещё меньше склонна была ей верить, но ведь это было единственным, что она как-то могла контролировать. И почему тётя Максин и тётя Шарман так упорно требовали от неё танцев? Это действительно было странно.

– Кажется, я растянула лодыжку. Очень болит, – сказала она. – Пожалуй, сегодня мне нельзя танцевать. Может быть, завтра, – добавила она в надежде, что тем временем сумеет найти способ удрать из этого дома.

– Ты растянула лодыжку? – вскричала тётя Шарман. – И когда же это случилось? – она подтащила стул и толкнула на него Хэдли. Плюхнулась на пол сама, ухватила ноги Хэдли и принялась их выкручивать во все стороны.

Хэдли слишком поздно спохватилась, что должна соответственно реагировать:

– Ох! – но прозвучало это совсем неправдоподобно.

– Всё у неё в порядке, – твёрдо заявила тётя Максин. – Ты будешь танцевать, Хэдли, прямо сейчас, иначе никакого обеда.

– Моя учительница запрещает давать нагрузку на растянутую ногу.

– Твоя училка – дура. И ты с ней заодно, если надеешься, будто я куплюсь на такую чушь, – тётя Максин повелительно махнула рукой в сторону холла. – Хватит. Ступай танцевать, – она так и пыхтела от ярости.

Хэдли встала и с тоской покосилась на еду. Ну что они сделают, если она по-быстрому проглотит хотя бы ложку? Эти тётки на миллион лет старше! Где им за нею угнаться! И если она побежит вокруг стола, то успеет по кусочку схватить почти с каждого блюда.

– Какая же ты неженка! – возмутилась тётя Шарман. – Ты же сама понимаешь, что любишь танцевать, Хэдли. Так просто сделай это, а потом мы все вместе мило поужинаем.

– Я не знаю, куда пропали мои танцевальные туфли, – сказала Хэдли. – Не помню, где их оставила, – она не могла оторвать глаза от еды: только руку протяни! – Не знаю, сумею ли найти их сегодня, но наверняка найду до завтра.

Тётя Максин встала перед Хэдли, отгородив её от стола. Она нависла над девочкой и схватила её за плечи. Их лица оказались близко, буквально нос к носу.

– Я в последний раз предлагаю тебе танцевать, так что подумай как следует. Тебе это не сойдёт с рук.

Хэдли, не сморгнув, выдержала разъярённый взгляд налитых кровью тёткиных глаз. Тётя Максин прошипела:

– Так ты будешь сегодня танцевать?

– Нет, – сказала Хэдли.

– Не получишь еды, пока не станцуешь.

– Ну и ладно. Я не голодна.

– Да неужели? – старуха недоверчиво задрала бровь. – Совсем не хочешь есть?

Пустой желудок Хэдли скрутило от голода. Ощущение было такое, будто он переваривает сам себя. И всё же она не сдавалась:

– Не хочу. Ничего в рот не лезет, спасибо.

– Тем лучше, – сказала тётя Максин. – Тогда будешь сидеть здесь, пока мы едим, – и она ткнула пальцем в сторону стула, стоявшего в углу.

– Что-то не хочется, – возразила Хэдли. – Лучше пойду уберусь на кухне, – но она не успела и шагу ступить, как тётя Максин вспыхнула от злости. Она с такой силой выкрикивала слова, что до Хэдли долетело зловоние из её рта.

– Ты. Будешь. Сидеть. Здесь, – её крики подхватило гулкое эхо.

Это было так жутко, что Хэдли сама не заметила, как ноги подогнулись от страха и она опустилась на стул.

– Так-то лучше, – облила её презрением тётя Максин. – В этом доме не терпят неповиновения.

– Моя сестра такая вспыльчивая, – сказала тётя Шарман, стоявшая рядом со скрещёнными на груди руками. – Не советую ей перечить.

Хэдли тихо сидела на стуле, едва доставая пальцами ног до ковра с растительным узором, пока тётки обедали.

– Ножку или грудку? – Максин ткнула в индейку разделочным ножом.

– А почему бы не то и другое? – воскликнула тётя Шарман. Она громко хлопала в ладоши, пока Максин ловко нарезала мясо на тонкие ломтики и раскладывала их по тарелкам.

Хэдли пришлось вцепиться в сиденье, когда тётя Шарман добавила к мясу начинку и подливу.

– Я всегда считала, что подлива украшает любое блюдо, не так ли, сестра?

– Конечно, – Максин положила изрядную порцию пюре. – Так же, как масло картошку.

– Ах, масло! Обожаю, когда оно плавится, такой золотистой лужицей в серединке! – мурлыкала тётя Шарман, не забывая коситься на Хэдли. – И ямс не забудь! – Она улыбнулась. – И клюкву! Обожаю клюкву!