А музыка! Боже, он совсем забыл… Мелодии хлынули в голову, шокируя его и наполняя таким ликованием, как если бы он слышал их впервые. Он откинулся на подушку, тихонько напевая, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. «Слезы клоуна» – одна из его любимых песен. Интересно, понравилась бы она папе? Скорее всего, да. Он подсадил Рики на «Битлов», на «Роллингов», Эллу Фитцджеральд, Колтрейна…
Его отец. Его отец умер из-за чудовищных экспериментов главврача. На этот раз Рики не забудет. Возможно, к нему вернулось еще не все, но достаточно и того, что он вспомнил. Достаточно, чтобы выжить. Достаточно, чтобы оказать сопротивление.
Достаточно, чтобы бороться, – после того, как к нему приезжала мама, после того, как она была здесь и он мог все ей рассказать. Слезы обожгли щеки Рики. Он был так близок к свободе, так чертовски близок и сам загнал себя в угол. Он сказал маме своими словами – нет, словами главврача! – чтобы она оставила его в Бруклине. И хуже всего было то, что мама ему поверила.
Рики проснулся оттого, что маленькие холодные ладошки прикасались к его лицу, трясли его.
Маленькая девочка стояла у кровати, пытаясь его разбудить. Она по-прежнему оставалась бледной и хрупкой, но у нее были глаза, нос и рот. Она прижала палец к губам, призывая Рики молчать, когда он тихонько вскрикнул от удивления. Из-под грязных волос, падающих ей на лицо, проглядывал жуткий розовый шрам. Она молча поманила его за собой, двигаясь по полу с неестественной скоростью.
Рики последовал за ней. Она без всяких усилий открыла запертую на висячий замок дверь и выскользнула в коридор. Ему пришлось поторопиться, чтобы не отставать. Он бросился вдогонку, но успел заметить лишь кончики ее волос, мелькнувшие на повороте лестницы. Пространство вокруг подобно облакам в небе заполняли голоса – обрывки фраз, не несущие никакого смысла, мрачное бормотание, сочащееся из каждой стены и из-за каждой двери.
Они спускались все ниже, минуя вестибюль первого этажа, кабинеты, направляясь в подвал. Рики колебался, но она двигалась так быстро… Чтобы не отстать, необходимо было спешить. Он нырнул в холод подземелья, спрашивая себя, не сошел ли он с ума, есть ли у него выбор. Это странное маленькое дитя является ему столько недель подряд… Почему он позволяет ей такую власть над собой?
Но он шел дальше, решив не отставать. Когда Рики ее настигал, она двигалась еще быстрее, снова становясь недостижимой.
По стенам скользили тени, обнажая острые зубы в ужасных ухмылках. Он видел их боковым зрением, но когда оборачивался, они исчезали. Он снова сосредоточился на девочке, на погоне за ней, и вскоре они оказались в нижнем отделении. Девочка пролетала мимо камер, не обращая на них внимания, направляясь к высокой металлической двери в самом конце коридора. Она миновала ее и продолжала углубляться в недра клиники – гораздо глубже, чем когда-либо осмеливался зайти Рики.
Темный коридор вел все дальше, бесконечный, изматывающий, но наконец они достигли последней двери, за которой оказалось помещение наподобие амфитеатра. Операционная для показательных операций. Кто-то ничком лежал на каталке, вокруг которой вздымались скелетообразные опоры освещения да молчаливыми часовыми замерли лотки с инструментами. Девочка исчезла, но Рики понимал, что он не может остановиться, движимый любопытством, необходимостью узнать…
Тело на каталке было накрыто простыней, но в том месте, где должна находиться голова, что-то было не так. Рики, дрожа, взялся за край и потянул. У него все перевернулось в животе, и он уже ничего не хотел видеть, но было поздно…
Он был так похож на него, только старше. Крупнее. Папа. Труп посинел от холода, рот был слегка приоткрыт – он застыл в изумленном крике. Из головы торчал гвоздь, который вогнали глубоко в левую глазницу.
Рики зажал рот руками, пытаясь сдержать рвущийся наружу крик. У него снова судорогой свело внутренности, и он почувствовал, что его сейчас вырвет.
Голова повернулась к нему, и гвоздь медленно, но неумолимо заскользил наружу, ударился о кафельный пол, дребезжа и подпрыгивая… Единственный зрячий глаз моргнул. «Не забывай, – прошептал отец растрескавшимися фиолетовыми губами. – Не забывай, Рики. Не убегай, не прячься. Борись ».
На следующее утро главврач, широко улыбаясь и насвистывая, появился в палате Рики в сопровождении едва поспевающей за ним сестры Крамер. Она принесла завтрак и лекарство – полосатые красно-синие таблетки, страх перед которыми терзал Рики с момента пробуждения. Обычно медсестры зажимали Рики нос и, улучив момент, когда он, задыхаясь, открывал рот, запихивали таблетки ему в горло. В последнее время, учитывая его покорность, они просто наблюдали за тем, как он принимает лекарства.
Читать дальше