– А ты знаешь, что случилось с той девушкой? Почему она вдруг уехала?
– Точно не знаю, хотя до меня дошел слух о каком-то скандале. Толковали, что родители Эвелины подкупили Заклинательницу Костей, подговорили ее сфальсифицировать результаты гадания, и, когда об этом прознал Верховный совет, их сопряжение было признано недействительным. Что бы ни произошло на самом деле, Лэтам был вне себя от горя. И страшно зол и на совет, и на всякого, кто оказывал ему поддержку. – Она вздыхает. – Но это не объясняет, почему он вдруг оказался замешан в похищении костей из костницы Мидвуда.
Начинает накрапывать дождик, его капли падают на наши плащи. Щеки матушки влажно поблескивают под вечерним солнцем. То, что я должна рассказать ей теперь, давит на меня, словно тяжелый камень.
– Деклан смог уклониться от необходимости выпить сыворотку правды благодаря помощи Бетт, подмастерья Ракель. – Это самая легкая часть из того, что мне нужно сказать. Как же рассказать остальное? Мне не хочется лгать матушке, но я также не хочу и причинять ей боль.
Матушка прижимает руку к горлу.
– Скажи мне все.
– Я часть их плана. Этот Заклинатель…
– Лэтам, – хрипло шепчет она.
– Да, Лэтам. Кроме всего прочего, он поручил Деклану ухаживать за мной и сделать так, чтобы я в него влюбилась. Думаю, он намерен… – Я сглатываю. – Думаю, Лэтам намерен убить меня.
Матушка молчит. Ее молчание – это не просто отсутствие слов. Это несытое, голодное молчание, поглощающее и то, что сказано, и то, что не сказано, и все то, что будет сказано в будущем. Такое полное, что оно выпирает по краям.
– Нет. – Она произносит это тихо, но в ее голосе звучит такая сила, что окружавшая нас тишь взрывается, разлетается на куски. Окрепший ветер треплет наши волосы, дождь усиливается, становится косым, хлещет нас и промачивает до нитки.
– Что?
– Нет, – повторяет она. – Он не убьет тебя. – Она поворачивается, смотрит на меня, и лицо ее сейчас столь свирепо, что я начинаю чувствовать себя так, словно выпустила из клетки дикого зверя. – Я ему не позволю.
* * *
Костницу по-прежнему сторожат Хранители, над нею строем летают стаи птиц. Вокруг здания ходят собаки, а перед дверью взад и вперед вышагивает патрульный зверь, похожий одновременно и на волка, и на льва. Матушка делает знак женщине, которая стоит на опушке леса, прижав к губам большую костяную флейту. Пальцы женщины начинают быстро бегать по ее инструменту, и патрульный зверь ложится на брюхо и закрывает глаза, точно дремлющий на солнце домашний кот.
Хранительница подбегает к нам.
– Чем я могу вам помочь?
– Мне нужно поговорить с Оскаром, – говорит матушка.
– Могу я спросить, зачем?
Матушка выпрямляет спину.
– Я второй по старшинству член городского совета Мидвуда и Заклинательница Костей с даром Ясновидения Третьего Порядка. По-моему, этого достаточно, вам так не кажется?
Брови Хранительницы ползут вверх.
– Разумеется, – бормочет она. – Простите мне мою дерзость.
Мы осторожно обходим патрульного зверя, который теперь оглушительно храпит.
Когда мы входим в костницу, Эйми поднимает взгляд от своей работы, и ее лицо озаряется улыбкой. Это одна из тех черт, которые я люблю в ней больше всего, – она всегда готова просиять, словно внутри у нее постоянно теплится свет.
– Привет, – кивает она. – Похоже, тебе уже лучше.
Мне не по себе от лжи о моей болезни, но рассказать Эйми правду я не могла. Раз я хотела, чтобы в мою болезнь поверил Деклан, в нее должен был поверить весь город.
– Да, – отвечаю я. – Намного лучше. А как идут дела тут?
Ее взгляд падает на окно, за которым дозором ходят собаки.
– У нас тут малолюдно, – говорит она. – И скучновато.
Из дальнего зала выглядывает Оскар. При виде матушки по лицу его пробегает тень.
– Делла, что ты здесь делаешь? – Его тон куда менее приветлив, чем тон Эйми. Он и моя мать не разговаривали с тех самых пор, как она пришла в костницу по поводу украденных костей моего отца и совет допросил нас всех. И, судя по всему, Оскар все еще таит обиду.
– Ты должен переместить кости Ракель, – говорит ему моя мать. – Сегодня.
Лицо Оскара багровеет.
– Кости Ракель нужно перенести в другое место. – На сей раз матушка произносит свое требование еще более отчетливо, еще более демонстративно, и я вдруг понимаю, что и она держит на него зуб. Ее сардонический тон еще сильнее выводит Оскара из себя – его руки дергаются, и я начинаю гадать, что собой представляет воображаемая месть, которую он проигрывает в мозгу сейчас.
Читать дальше